— Но для чего вам все это было нужно?
— Наконец-то вы задали нормальный вопрос, — устало пробормотал он. — Но я должен поправить вас. Не мне это было нужно, а им. Тем гадам, которые диктовали мою жизнь. А для того, чтобы ответить, я должен сначала рассказать, что со мной произошло и чем я стал заниматься после превращения в Томаса Хаткинса.
Он уперся взглядом в отодвинутую мною бутылку, потом быстро плеснул из нее себе в рюмку и выпил. Я никак не отреагировал. Пускай, подумал я. Если ему так легче — пускай. Он удовлетворенно крякнул и заговорил:
— С того момента, как я стал репортером Хаткинсом, во мне заработала другая программа. Та, ради которой, собственно, до сих пор все и делалось. Я стал ментальным приемником и передатчиком информации. Мне вдруг стали доступны мысли других людей. Я воспринимал их так же легко, как слушал радио. Надо сказать, что эта способность не утомляла меня, потому что восприятие было избирательным и полностью подвластным моей воле. Я настраивался на ментальную волну определенного человека и слушал его столько, сколько мне было нужно. А потом отключался. Но это было не главным. — Он поднял указательный палец и значительно посмотрел на меня. — Согласитесь, сиюминутное мышление каждого человека хаотично и непродуктивно. Вот вы, Рочерс, сейчас думаете, что я пьян, противно выгляжу и лгу. И одновременно противоречите самому себе, потому что сочувствуете мне и оцениваете реалистичность полученной от меня информации. А еще прикидываете, какая из известных нам цивилизаций, не входящих в Галактический союз, способна на диверсии типа той, о которой я рассказываю. Ведь правда? Прислушайтесь к себе.
— В общем, да…
— Вот! Так что разбираться в каше мыслей — себе дороже. Но мне это и не нужно. Потому что я обладаю еще одной способностью — возможностью скачивать информацию из долгосрочной человеческой памяти. Вот там-то она разложена по полочкам и не фонит, как испорченный усилитель. Там, в этой памяти, — все. Что вы знаете, что вы поняли, чем вы жили, что вам интересно, кого вы любили и любите до сих пор… — Он свел брови к переносице и пьяно-значительно улыбнулся мне. — А? Рочерс?
Я продолжал молча смотреть на него, не произнося ни звука.
— И чего вы боитесь больше всего на свете… — продолжил он и вдруг запнулся и покачнулся на стуле. — Кстати, не хотите узнать, чего вы боитесь больше всего на свете?
— Нет, — ответил я. — Надеюсь, я знаю это.
— Вы знаете совсем не то, что на самом деле имеет место быть, — хмыкнул он, протягивая руку к бутылке. — Но как хотите!
