— Боюсь, потому что знаю: потеряю тебя.
— Ничего ты не знаешь. И уж коли на то пошло, у меня больше причин бояться: в Одрине полным-полно белолицых ханум, а ты красив и молод…
Момчил приподнялся. Он обидел ее на прощанье. Бойка, верно, лежит сейчас, уткнувшись лицом в подушку, и плачет. Его жена как листочек осины: трепещет от малейшего дуновения ветерка. И чуть что — слезы рекой. Вернуться, отереть ее слезы, сегодня же ночью, сейчас же! Он обнимет ее крепко-крепко, чтоб голова закружилась… Момчил встал. Сошел с крыльца, глянул вверх, на далекие крохотные светлячки звезд, отыскал Наседку[3]. Только-только выплыла она со своим выводком на небо. Разбежались цыплятки по звездному полю, зерна клюют. Не пройдет денница и половины своего небесного пути, как он уже доскачет до дому. А покуда квочка созовет своих птенцов и уйдет за горизонт, он уже снова вернется сюда, еще до рассвета. Никто и не догадается, где он был. А если, паче чаяния, запоздает — что ж, подождут, не разбегутся же его овцы.
Он торопливо отвязал коня, повел его между спящих овец. Овцы зашевелились. Колокольчик звякнул спросонок и тут же затих, вновь погрузившись в сон. Момчил отпер ворота. Неслышно отодвинул деревянный засов, вывел коня. Притворил за собой ворота и взлетел в седло. Раздался топот копыт. Момчил скакал через холмы, через глухие, темные долины и колдовские лесные поляны, посеребренные светом месяца и звезд — домой, домой, отереть слезы любимой…
Когда остановился он у ворот своего дома в безмятежно спавшем среднегорском городке, взмыленный конь его шатался и хрипел. Вокруг царило безмолвие. Только какой-то кузнечик сонно стрекотал в виноградных лозах, распластавших свою тень над половиной двора. Сквозь лозы пробивался слабый, приглушенный свет: в Бойкином окошке горел огонь.
Момчил тяжело перепрыгнул через ограду. Большой белый пес ринулся к нему, залаял, но, узнав хозяина, сразу умолк. Остановился перед ним, радостно завилял хвостом, стал ласкаться. Момчил прошел под темными виноградными лозами, с шумом взбежал на крыльцо, громко постучал в дверь. Никто не отозвался. Он ударил кулаком второй раз, третий.
— Кто там? — долетел сквозь замочную скважину испуганный голос Бойки.
— Это я, Бойка.
* * *
Дверь распахнулась, и Момчил вошел в дом. Перед ним стояла Бойка. Глаза ее затуманены страхом, усталостью и чем-то еще — он хорошо знал, чем… Сердце Момчила обожгло недобрым огнем. Черные ее, мягкие волосы в беспорядке — точно только что скошенное сено. Мужская рука перепутала эти пряди. На плече еще виднеются два красных пятнышка. Отчего не закроет она плеча? Эта женщина так истомлена и так прекрасна! Она вскочила с постели, вспугнутая ударами кулака в дверь. Идет ему навстречу. И по ее губам даже скользит призывная улыбка.
