Встанет и скажет:
— Загубили меня, отец, злые вороги…
И вспыхнут огнем его черные очи.
— Тут ли ты, Пеню?.. Ох, устал, моченьки нету…
Старик опустился на землю и, сощурившись, стал смотреть на деревянный крест, где висели увядшие настурции и букетик мяты. Рука его печально и нежно гладила могильный холм.
— Зачем зовешь меня каждый день?
Где-то за холмами раздался протяжный, тоскующий голос. Не то песня, не то рыданье. Кто-то ходит, склонясь над колосьями, ищет потерянный клад… Старый дуб взмахнул ветвями — зашелестел. Деревья с полей, что раскинулись напротив, словно тронулись с места — пошли искать кого-то. Тронулся с места Белый Камень, могильный холм и сам дед Пею…
— Куда мы идем?
Из ржи выскочил заяц и, собравшись с силами, перемахнул через все поле. Потом остановился на меже, насторожил уши и вдруг исчез, словно провалился сквозь землю.
А голос из-под земли — все страшней и ближе.
— Это ты, Пеню? Здравствуй, сынок. Мать-то день-деньской бродит по холмам, ищет тебя — совсем ума лишилась, горемычная. Скитается словно потерянная. Крошки в рот не берет. В омуты заглядывает, рубаху твою в руки возьмет и плачет над нею. Сердце у нее слабое. Сказали ей, что ты на ярмарку уехал. Поднялась утречком пораньше и пошла к Осеням тебе навстречу. К вечеру только ее отыскал. Стоит на холме — дожидается.
Идет Пеню — ишь загорел как! Коса на плече, в глазах — сила молодецкая. У колодца — стайка девчат. Гремят ведрами, задираются.
А он только скажет: «Вечер добрый», — и мимо пройдет. Идет и о чем-то думает. И далеко-далеко его думы. И нет ему дела, что молодые девушки — точно снежинки, только о том и мечтают, как бы растаять в жарких мужских объятиях.
— Постой, Пеню!
Куда там!.. Он мир перестроить задумал.
Вот встречу его, загляну в глаза и спрошу:
— Как нынче?
— Скосил.
— Неужто всю?
— Ну да.
Видали, какой? Такому все нипочем. Трава острой его косы боится, а люди — острого языка: всем в глаза правду режет.
Снова зашелестел дуб.
— Зачем звал меня, сынок? Ноют мои косточки, еле добрался сюда. Но не мог я уйти, не попрощавшись с тобой. Кто знает, свидимся ли на том свете?
Ты у нас был точно сокол. Белый сокол с крепкими стальными крылами, отливавшими синевой. Высоко в небе летал ты, сынок, а тень скользила по земле. Пуля сразила тебя, — чья пуля? Кто они были, твои вороги?..
Дед Пею потер рукою лоб, стараясь что-то понять… Нет, не сумел… За спиной его тяжело прогромыхало колесо прожитой жизни. Задрожала, заколыхалась земля. Цыплята разбежались кто куда, под плетни, под заборы. Яблонька застонала и рухнула на землю. Занялись огнем нивы.
