Конечно же Улиев не стал с годами постным ханжой, перестраховщиком, Александр Михайлович по-прежнему выглядел симпатичным и знающим человеком, культурным, обходительным и начитанным, по возможности; очень улыбающимся и, даже можно сказать, простецким, готовым при одном случае посочувствовать, при другом случае — рассказать анекдотец, при третьем — дружески ругнуть или отшутиться. Но, даже отшучиваясь, он давал понять собеседнику, что не это главное, а главное — те проблемы, которые одолевали его как незаурядного работника все сразу, и собеседник чувствовал, что, даже рассказывая ему анекдотец, Улиев одновременно не забывает о решении одной из таких проблем, а шутка или анекдотец — это так, третий план, просто фон.
По роду службы Улиев был близок к людям пишущим, а значит, и думающим, но, увы, сам не мог возвыситься над жанром строгих докладных записок, хотя на внушительный совет, к а к писать, и даже на особое мнение иной раз был не то чтобы горазд, но способен, слывя и н т е л л е к т у а л о м.
Одно время ему почудилось, что они с Улиевым могут подружиться, и, часом, думалось, что эта дружба украсит их неспокойное житие благородным отблеском с известных фигур, если не с мифических Полидевка и Кастора, то хотя бы Герцена и Огарева, но после одного принципиального р а з г о в о р а — случился он одним мартовским вечером — далеко не сразу, но постепенно и уверенно все пошло наперекосяк, и они довольно быстро охладели друг к другу, точнее один к другому, правда, к чести обоих, охладели без особой неприязни или, положим там, тихой ненависти, но хорошо поняв, что люди они очень во многом разные.
Многие со стороны считали их издавна близкими друзьями. Когда Улиев заболевал всерьез, он его навещал в отдельной палате клиники, тем более что труда эти редкие визиты абсолютно никакого не требовали: в клинику его приглашали на консультации, и ему как бы невзначай, всякий раз удавалось разыграть искреннее удивление встречей, будто бы видит он своего соседа в палате совершенно случайно: что ты, мол, батенька, снова доверился терапевтам, кои лечат вслепую, давай-ка лучше к нам в хирургию!
Улиев в ответ улыбался благодарно, понимая, что хотя и без труда эти визиты даются его соседу, но все-таки ему ничего не стоило обойти улиевскую палату стороной, а вот ведь не обошел.
Словом, внешне все оставалось пристойно. Более того, он кое в чем продолжал симпатизировать Улиеву, и тот тоже не оставался в долгу, но дружбы в их отношениях уже давно никакой не было. Однако, верный себе, он никому и никогда не говорил о былых откровениях Улиева, о том, ч т о знал о нем.
