— Помнишь, когда они сказали, что внизу, в Шишковене, построят родильный дом, кто им верил? — продолжал Петрун. — А вот как сказали, так и сделали! Мы-то думали, это так, шутки, а вышло всерьез. И наши бабы теперь туда ходят.
— Теперь бабам только рожать! — подал голос мужчина в кепке.
Стоил оглянулся, недовольно поморщился:
— Вечно ты, Вуто, как из-под земли вырастаешь. А Петрун правду говорит.
— Держи карман шире, дед. Знаю я эти сказки, — ответил Вуто, и его черные глазки забегали по сторонам. — Наверно, скоро объявят выборы. Помяни мое слово. А как подходит такое, сразу сыплются всякие пустые обещания. Знаем мы это, не вчера родились.
— Ну ладно, — разозлился Стоил. Он недолюбливал этого человека с бегающими глазками и оттого всегда отвечал ему наперекор, даже если в душе и был с ним согласен. — А что ты скажешь о родильном доме, Вуто?
— Что ж можно сказать? Построили.
— А детский сад?
— Да, собрали ребятишек.
— А магазин?
— Теперь бабам есть где деньги тратить.
— Да ладно вам! — вмешался Петрун. — Я вот никак не возьму в толк, как это нас переселят.
— Не может этого быть и не будет, — отозвался Вуто.
— Не должно быть, — подтвердил Петрун.
— Не будет! — крикнул Вуто. — Ты меня слушай. Я говорил с баем Николой.
— А я Николу Дражева слушать не хочу, — отрезал дед Стоил.
До площади шли молча. Даже Вуто, всегда такой говорливый, не раскрыл рта.
У самой площади им повстречалась девушка. Нарумяненная, с цветком в волосах. Она шла быстро, гремя пустыми ведрами.
— Миленка, куда собралась?
— За водой, дядя Петрун. На тот ручей, что в поле. Привыкли мы для питья оттуда брать.
— Берите, берите, пока есть. Скоро не будет у нас хорошей воды, — промолвил Петрун.
— Да что вы головы повесили, как вербы над водой? Не падайте духом.
Вуто многозначительно покачал головой и подмигнул, хотя никто на него не смотрел.
Его так и подмывало рассказать о том, что он слышал от Дражева. Никола голову давал на отсечение, что вся жизнь перевернется и что ждать осталось недолго. Он и Вуто убедил в этом. Впрочем, Вуто вообще не рисковал спорить с Дражевым. Он боялся Николы: прошлое связывало их.
На площади под балконом сельсовета была длинная каменная скамья. По вечерам на ней рассаживались старики. Девушки и парни, собираясь на «гулянье» в просторный школьный двор, обязательно хоть ненадолго задерживались у сельсовета. Те, кто направлялся напротив, в закусочную, тоже останавливались здесь.
В тот вечер на скамье сидели только двое стариков в плоских карнобатских шапках. Остальные стояли рядом. Шел неторопливый, степенный разговор о самом обычном: о том, что некстати нахлынувшие дожди мешают убирать картошку, об агрономе, собравшемся уезжать, о новом председателе сельсовета.
