— Знаешь что, — сказал Исаев, — ты сейчас уходи. Ты уходи, Вальтер, потому что я очень хочу спать. Я вдруг так захотел спать…
Вальтер увидел коробочку препарата сна, усмехнулся.
— Психотерапия — великая вещь, — заметил он. — Рудник делает этот препарат из аспирина и валерьянки — полная туфта.
— Наверное, — согласился Исаев. — Только я захотел спать не из-за Рудника и его препарата. Все вернулось на круги своя, и я даже рад этому, потому что человек, освобожденный после каторги, страшится свободы.
— Ты должен уснуть, Максим.
— Я не усну.
— Пожалуйста, усни, любимый.
— Я не смогу, мне и не хочется спать вовсе.
— Я очень прошу тебя, усни… Когда ты проснешься, будет ночь, и снова пройдут эти пять лет, и будет так, словно мы и не расставались с тобой.
— Чем в зимовье у Тимохи пахло?
— Медом и паклей.
— А еще чем?
— Не помню.
— Снегом. Мартовским снегом.
— Пожалуйста, ну, пожалуйста, усни, Максимушка.
— Мне очень не хочется обманывать тебя.
— Повернись на бок, я стану гладить тебя, и ты уснешь.
— Ты всегда меня любила?
— Да.
— Всегда-всегда?
— Да.
— И…
— Да. Да. Да. Спи.
— Почему ты так жестоко мне сказала сейчас?
— Потому что ты так спросил.
— Ничего не нужно спрашивать?
— Ничего. Спи, любимый мой, я тебя очень прошу, спи… Ведь все прошло, и ты дома… Спи…
— Из Берлина легче вернуться домой, чем отсюда, — сказал Вальтер
— Да. Ты прав. Я все понимаю. Только ты иди сейчас. Я лягу и буду спать. Я сейчас, словно пес, который устал лаять на кость. И я не очень-то соображаю, что говорю. Я могу сейчас не то сказать, и ты обидишься. Ты иди, да? Иди…
Он вернулся домой в июне сорок шестого, через девятнадцать лет, семь месяцев и пять дней после этой встречи с Вальтером в Шанхае, на двенадцатом этаже отеля «Куин Мэри».
