Гуннар устало отмахнулся от Гунявого:
— Ну сам подумай, зачем мне твой браслет, когда мы за золотым идолом плывем? А заговоренный кинжал всегда пригодится!
Торвальд продолжал что-то доказывать. Его одолевала икота, и слова стали совсем неразборчивыми. Постепенно лепетание старика перешло в шепот и преобразилось в богатырский храп. Уж что-что, а храпеть Торвальд Луковица умел.
Скальд тихо встал и пошел на нос драккара. Гуннар долго смотрел вперед по курсу. Богатое звездами небо резали на сочные ломтики высокие края соснового паза, в который перед боем викинги вставляли деревянную голову воина, собственноручно вырубленную когда-то отцом нынешнего конунга. Спать не хотелось.
Полная луна тянула к судну зыбкую дорожку, которую лишь изредка рябил всплеск русалочьего хвоста.
Речные девы-ундины плыли рядом с кораблем, разметав по поверхности струи зеленоватых волос. Вот уже неделя, как плывет драккар по реке, а они не отстают. Гуннару подумалось неожиданно: «Мне уже тридцать зим, а слышать русалочье пение так и не пришлось. Обидно, ведь перед другими ундины не таятся…» И снова в мысли его вошел серый конь.
Рядом в клетке заворочался и глухо каркнул во сне ворон. Скальд просунул меж деревянных прутьев палец и потрогал жесткие перья его крыла. Точно такой же ворон был вышит на стяге конунга.
Вдруг звук лопнувшей струны повис над водами, и под пальцем викинга уже не живое тело птицы, а холод камня. И мир меняется на глазах. Огненно-белым камнем стало море, а с неба цвета декабрьского снега грозно насупилась луна, черная, как сажа. Встрепенулись гранитные скалы и ударили прибоем в морскую твердь, а по аспидной лунной тропе сошли к Гуннару Чужие Боги. Гуннар сразу понял, что это боги, ибо не людьми были пришедшие. И сразу стало ясно ему, что это боги чужие. Впервые видел скальд такую черную кожу, а то, что издали виделось шлемами на их головах, вблизи оказалось глазами. Чужих Богов было двое, и на плече у каждого сидел тролль, гнуснее жабы и отвратительнее врага.
Скальд испытал судьбу. Он сделал шаг в сторону и поднял лук спавшего мертвым сном берсерка[11] Эйрика. Гуннар презирал это оружие слабых, но пользоваться им умел.
Тяжелая стрела бесшумно впилась в выпуклый стрекозиный глаз одной из фигур. Впилась, покачнулась и выпала. И уже там, внизу, воткнулась в лунную дорожку на воде и осталась торчать, чуть подрагивая. Гуннар отбросил лук. Действительно боги. Жалко, что чужие! Хотелось бы ему вот так, с глазу на глаз, встретиться с Христом или Одином.
