Житель я городской и в лес попадаю разве что по воскресеньям, когда с соседом моим, восьмиклассником Севкой, едем в автобусе под Суслята за рыжиками. Да еще в таких вот командировках.
А лес жил своей жизнью. Ему было наплевать на меня. Он аукался птичьими голосами, тряс на ветру ветками. Словно папуасы на барабанах, набрякивали на стволах черные дятлы. И никогда в жизни не видел я столько белок. То и дело пролетали они над тропинкой, распуская за собой шикарные хвосты.
Прямо возле тропы росла земляника. Кустами. Я нарвал целый букет, объедал по ягодке и нисколько не жалел, что судьба, то есть командировка, забросила меня в этот глухой уголок у разъезда сто шестьдесят восьмого.
Это была не очень серьезная командировка. Послали меня так, на всякий пожарный случай. Ничего, хоть отдохну на природе.
В сенсации я не верю, хоть и корреспондент. Да нашей прессе и не нужны они, эти сенсации. А тут вызывает меня Главный. Прихожу, а у него сидит Таращенко из детского отдела. Он у нас «Лесную угадайку» ведет и тем знаменит, что чей угодно голос проимитирует. У нас на радио таких людей ценят. А мне он не нравится. По-моему, так просто самодовольная посредственность, разве что соловьем петь умеет!
Усаживает меня Главный рядом с Таращенко и без лишних слов нажимает клавишу магнитофона. А оттуда — того же Таращенки голос. Текст передачи читает:
— …А еще, ребятки, нарисуйте и пришлите мне птичек, которые прилетят на вашу кормушку. Вы их легко узнаете. Снегирей — по алой грудке, синичек — по желтым перышкам, а воробьев — по веселому чириканью. Нарисуйте и других пичужек, посетителей вашей птичьей столовой. Письма с рисунками отправляйте на радио, прямо мне, дедушке Мазаю Мазаевичу…
Старая такая передача, январская еще. И к чему ее Главный нам прокручивает? Не понимаю. А наш Лесной Угадай, вижу, все прекрасно понимает и лыбится во всю свою необъятную физиономию, словно мамкин блин, маргарином смазанный.
— Ну и что? — спросил я.
— А вот что! — ответил Главный и сунул мне под нос листок, вырванный, похоже, из детского альбома для рисования. А на листке этом нарисована полуптица-полузверь. Археоптерикс. Я его сразу узнал. Мне еще в школе в учебнике биологии его портрет запомнился. Помните: он на той картинке в кроне дерева нарисован. По сучьям лазает, пальцами на крыльях цепляется. А тут почти точь-в-точь перерисовано. Только вместо сучьев метелка. И он на ней висит, зубы скалит.
— Ну и что? — зевнул я, не раскрывая рта.
