Гетен помахал свитком.
— Похоже на то, — он бросил пергамент на стол с другими, которые получил от Вернарда и Зелала и оторвал ломоть хлеба от буханки, которую она принесла.
Он не понимал, что делал его брат. В этом бреде не было смысла, и Зелал обычно был уравновешенным.
— Дай мне чернила, перо и свиток, — он налил медовуху в кубок и добавил. — И принеси настоявшийся метеглин. Голова болит после Пустоты.
— Не гипокрас?
— Нет, это слабое.
Нони нахмурилась, опустилась в слабом реверансе и покинула комнату.
Гетен смотрел на последние послания Зелала и Вернарда, пока жевал жесткий хлеб.
«Дай Берсере Урсинум и вернись служить своей родине и семье, или ты будешь предателем, которого ждет смерть».
И:
«Бесера собирается воевать. Будь с Урсинумом или покинь мои земли, иначе ты обречен».
Гетен скривился и потер ноющую голову. Он не мог помогать этим дуракам, даже если бы хотел. И у него были проблемы важнее ссоры королей.
— Ведьма инея стучится в границу живого и мертвого. Зелал и Вернард собирают отряды, а моя сила потеряла зубы.
Нони вернулась с лечебной медовухой с пряностями и приборами для письма. Она добавила полено в камин и зажгла свечи в комнате, а потом забрала испачканную одежду теневого мага и полотенца из купальни, закрыла деревянные ставни на высоких окнах, закрывая желтоватый свет холодного дня.
— Буря близко, — сказала она.
— Снег. Скажи Магоду, что пчел сегодня нужно готовить к зиме.
— Так рано?
— Да.
Пчелы первыми сообщили о странностях погоды. Магод стал собирать мед и заметил, что они собрались в ульях — верный признак наступления зимы.
— Цветы тоже плохо цветут, — сказал он. — Они должны еще шесть или семь недель делать мед. Не в этом году, — он почесал лохматый затылок и посмотрел на Гетена, зная, что его господин не будет рад. — Придется оставить больше меда в ульях, если зима наступит так скоро. Не хочу, чтобы пчелы голодали, — и тогда будет меньше меда для медовухи, мазей и настоек, которые Гетен продавал.
Теневой маг нахмурился, глядя на чашку, а потом проглотил метеглин. Он мрачно смотрел на старушку долгий миг, а потом выдохнул и потянулся за обычной медовухой, глаза слезились, горло и все внутри пылало, пока пряная медовуха текла по телу. Его голос был хриплым, он выдавил:
— Что ты сделала, женщина? Смешала метеглин с капсикумэлем?
Нони забрала чашку.
— Да. Вам нужно согреться, но я слишком стара, а Магод зовет вас страшным. Так что оставался огонь ваших перцев.
