— Да.
— Хорошо. Возьми меня за руку и опиши мне аббедей как можно детальнее. Я из остатков сил сплету чары вокруг твоего описания. Только не паникуй и не переставай описывать все, что помнишь.
— Я никогда не паникую, — Галина сжала его ладонь, уже была готова к искре от этого. — Хочешь услышать и о народе? — он кивнул, и она начала. — Аббедей построен из красных и бежевых камней, одни древние, другие новее. Высокие здания постоянно меняются, стоят на розоватых каменистых склонах гор Гурван, где ручей Саамам появляется из камней и спускается на двести футов к реке Сам. Горы Гурван сухие почти весь год, холодная пустыня зимой и обжигающая, когда солнце высоко летом. Там мало растений и зверей, и они крепкие и с шипами, не против попробовать нас с тобой.
Она говорила, янтарный огонь окружил их, поднимая кусочки снега, создавая облако мерцающего золотого света. Гетен произнес заклинание. Их ладони нагрелись, ее воспоминания стали четче.
Галина продолжила:
— Сейчас там весна, и желтые и лиловые матады покрывают землю у водопада и в долине, и белый чертополох достает мне до талии. Аббедей состоит из множества башен и невысоких зданий, стоящих вдоль горы. Кажется, что место построили духи и великаны, а не мужчина и его большая семья, — она улыбнулась от воспоминания об аппе Унегене и его детях, внуках и правнуках, бегающих по опасным лестницам и дорожкам в аббедее.
Она закрыла глаза. Несмотря на хватку Гетена, ей стало холоднее, чем даже при атаке Ведьмы инея. Она поежилась у его широкой спины. Он сжал ее пальцы крепче, и она открыла глаза.
Снег и янтарный свет кружились все быстрее, ошеломляя. Она упала бы с лошади, если бы смотрела, так что Галина закрыла глаза и вспоминала:
— Внутри аббедея тропы вытерты от времени и множества ног. Здание старше Ор-хали, старше Кворегны. Стены в яркой мозаике — красной, синей, желтой, зеленой, оранжевой, лиловой — самые красивые цвета на здании. В мозаике история создания мира Хотырью, сражения Скирона и Семел за свет. Хвук отражается эхом снизу доверху, и если закрыть глаза посреди дня и повернуться, не поймешь, на кухне ты или стоишь на утесе с пустыней перед тобой. И в некоторых местах можно прошептать, и кто-то на другой стороне аббедеи услышит твои слова. Аппа Унеген — один из самых добрых людей, которых я знаю. У него узкое лицо, лысая голова, и он такой высокий, что чудо, что он не набивает шишки на лбу в низких коридорах. У него низкий смех, но поет он как осёл, — рассмеялась она.
