Вечером того же дня, после того, как я закончил просветлять отроков всех рас и мастей в области золотой (и прочно мертвой) лингвы, ко мне в ангар явилась виконтесса. Пигалица заявила с порога, что мою честь блюсти больше не намерена, хоть я ей и друг. А помнится в день нашего знакомства, я был ею поименован как «упыристый парнокрылый козел» (до сих пор пытаюсь представить этот кошмар генетоков, увы, воображение все так же пасует). Вот что месяц в пещере наедине со мной с девкой сделал… она теперь меня другом считает. Прям так и сказала:
— Ты не мой бой-френд, чтобы я за тебя морду всяким лохушкам метелила!
Я был польщен, правда, что за зверь такой «бой-френд» так и не понял, потом в словарике посмотрел, а в тот момент подумал, что это то же самое, что и «бой-баба», только для мальчиков.
В общем, растрогался я (особенно помог в этом деле камушек выколупанный из короны принца и нежно гревший мою драконью натуру) и сказал, что помогу ей женить на себе этого королевича.
Малявка просияла так, будто уже шла по центральной площади с гордо поднятой головой, оторванной у своей врагини.
Сказано-сделано.
Как только пигалица ушла, решил поискать для начала принца и провести с ним душеспасительную беседу о браке и армии, подготовить, так сказать, мужика к будущим прелестям. Обнаружил грустящего аристократа на пеньке у пруда. Парень был занят высокоинтеллектуальным трудом: плевал на дальность в воду и попивал пиво. Присел. Разговорились. Я поведал о своем боевом прошлом (о том, как драил клозеты, упомянул аж три раза, о тоннах перечищенной картошки — два раза. Это впечатлило королевича больше, чем все показанные боевые ранения).
Корононосный пришел к вводу, что служба — дело опасное для здоровья (я его не разубеждал, лишь кивал, помалкивая, что жизнь с тещей порою похлеще салочек на минном поле, потому как на поле может и пронесет — не рванет, а «родительница жены» рванет точно).
— А возраст-то у тебя призывной… — подводил я юношу тактично к обрыву всех надежд и мечтаний, шваберкой прямо подпихивал.
— Не, не пойду в армию, а то еще убьют… или того хуже, туалет мыть заставят. А может, мне детей двоих завести? — с надеждой в нетрезвых глазах заявил он.
— Можно, для верности не двоих, а сразу побольше, чтобы наверняка. А чтобы они точно были вашими… надо это — жениться.
— Не, если женюсь — меня тогда родители убьют, — икнул парень и сокрушенно добавил: — повесил бы того, кто эту службу придумал!
