— Ни фига себе бабка на какую тачилу заработала! Вот это пенсия! — восторженно забасили малолетки во дворе, когда я, поддернув пуховик, усаживалась в «Тотошу». Я показала им совсем не сморщенный кулак и, лихо развернувшись, выехала со двора.
На светофоре я освободилась от пуховика и платка, закинув их назад, и сразу приободрилась — ничего, распутаем! И не из таких передряг вылезали! Иркина куртка была мне немного великовата в плечах и больше смахивала на пальто, но это все равно было лучше, чем коричневый мамулин ужас, ошибочно названный пуховиком!
…Леонид обитал в ничем не примечательной панельной девятиэтажке на окраине города. Вернее, обитал ли в ней сам Леонид, предстояло еще выяснить, но вот квартира находилась точно — подъезд три, этаж восемь.
Засада номер один поджидала меня уже при подходе к подъезду номер три. Правда, на остальных она присутствовала в том же объеме — это были домофоны. Трубку Леонид по-прежнему не брал, вернее, был недоступен, поэтому договориться о цели визита не представлялось возможным. А если мобильный, к примеру, просто сломан, и хозяин квартиры ответит мне при наборе номера квартиры? Что ему сказать?
«Я же не рэкет какой-нибудь, чего мне бояться!» — я топталась возле подъезда, кусая губы. «Так и скажу — хочу спросить!»
Я быстро поднялась по ступенькам и набрала номер квартиры. Ничего. Попробовала еще раз — результат тот же.
Усевшись на лавочку, призадумалась. Возможно, он здесь вообще не живет уже? Тогда чего звонить-ломиться? Все равно узнавать не у кого…
Тут бы я и ушла, но железная дверь пикнула, дрогнула и открылась, выпуская на улицу женщину с ребенком.
— Подождите! — крикнула я и, вновь припоминая полезный урок от кошки Катьки, в последний момент проскользнула в подъезд. Домофон пикнул, дверь закрылась, и пространство погрузилось в темноту.
Придя домой, Любовь Яковлевна молча сунула Пашке сумки и лоток с яйцами и, прихватив Майбаха, скрылась на своей половине. Оттуда раздавалось мурлыканье и тяжелые вздохи, что-то вроде:«… вот это вся позиция… просто не из-за чего… хороший мой, кошенятко…»
Ира выразительно посмотрела на одессита, а он виновато пожал плечами. Что тут скажешь?
Когда глаза привыкли к темноте, я осторожно двинулась вперед, нащупала ногами ступеньку и поднялась к лифту, что-то свалив в темноте. Оказалось — кем-то старательно возведенный из пустых конфетных коробок памятник целлюлиту, у подножия которого обрели свой последний путь букеты из сухих роз. Я небрежно сложила все обратно — почему в подъездах так любят эти сомнительные украшения? — и вызвала лифт. Он нервно дергался где-то наверху.
