Я еще столько хочу понюхать, пощупать и потрогать! Я не хочу умирать! У меня три пары новых, ни разу не надетых босоножек!»
Машина дернулась и остановилась. «Приехали», — подумала я и заревела.
— Приехали, — услышала я голос Мягкого, когда открылся багажник, и нас с ковром, ловко извлеченных наружу, снова куда-то понесли.
Судя по наклону, мы спускались вниз по лестнице. «Подвал», — обреченно подумала я и снова замычала, но результат был нулевой. Затем услышала, как, лязгнув, открылась дверь (железная, мамочки!), меня брякнули, видимо, перед входом, и тут кто-то катнул нас с ковром вперед, разматывая по полу. С новосельем, в общем!
Я выкатилась из ковра мокрая, в теплой куртке, и стукнулась головой об батарею, не успев вовремя затормозить. От неожиданности крякнула и попыталась сесть, но Мягкий с Конем уже спешили на помощь — за шиворот и ноги они подняли меня с пола и усадили на стул, стоящий рядом. Как будто приготовленный специально для меня! Хотя я предпочитаю кресло, но они об этом не знали или просто забыли из вредности. Конь чем-то быстро скрутил мне руки за спиной.
«М-м-м-гм-эмм», — сказала я, но Мягкий кому-то звонил, а Конев пошел запирать дверь — обитую железом, будто это и не дверь вовсе, а… Крайслер-билдинг в Нью-Йорке! Поэтому меня никто не слушал и, как следствие, не ответил. Тогда я попыталась протолкнуть язык сквозь заклеенные губы, чтобы хоть немного отодрать противный скотч, но только зря нализалась клея — скотч не поддавался. Но тут Конь быстро подошел и рывком отодрал наклейку. Я заорала от боли и от облегчения, а потом еще раз — чтобы проверить качество звука. Я надеялась, что громкость собственного голоса мне может пригодиться.
— Заткнись, — ласково посоветовал Конь и вышел куда-то — как оказалось, в нашем подвале имелось смежное помещение! Оттуда раздавались негромкие голоса.
Я огляделась. Ковер, раскатанный в темном подвальном помещении неизвестного назначения, своим новым существованием, по-видимому, был вполне доволен, поскольку щурился вытертыми цветами на неяркий свет засиженной мухами лампочки и улыбался. На его задрипанной поверхности пестрели разноцветные кружочки — конфетти, скорей всего, высыпалось из моего кармана или лифчика, трудно сказать. Я скривилась, но тут же замерла, увидев нечто совсем уже непоправимое — возле входа на самом краю ковра валялась трубка! Моя трубка! За которой и охотились эти парни! Из-за которой меня, скорей всего, тут и грохнут! А теперь это будет просто так, для их собственного удовольствия — ведь трубку они наверняка заметят и заберут!
