Я притащила пыльный том «Илиады», початую бутылку «Изабеллы», подаренную кем-то на работе мамуле картину с ирисами и пачку древних сигарет «Интер», забытую одним из папиных приятелей.
Пока они глупо таращились на растущую кучку в коридоре, я нашла под диваном видеокассету с фильмом «Ихтиандр», быстро распечатала с Рамблера погоду в Иркутске, вытащила из холодильника остатки имбирного корня и, прихватив какой-то журнал, на обложке которого было написано «Джон Изнер — победитель турнира…», придерживая все это подбородком, снова выбежала в прихожую.
— Вот, — я добавила к трофеям последние. — Все, что на «и»…
— Идиотка… — прошипел высокий и потянул свою братву к выходу.
— А что же вы ничего не взяли?.. — крикнула я вслед, выбегая за ними в подъезд. — А больше ничего…
— Умолкни! — крикнули снизу, и я услышала, как пикнула входная дверь. Пожала плечами и пошла переодеваться.
— Какие-то дураки, — я застегнула халатик и полезла в карман, куда запихивала пояс, чтобы не потерялся. Под руку попалось что-то гладкое.
Я вытянула руку — в ней оказалась найденная утром трубка. «Ирине» — было тонко вырезано на дереве. Я без сил плюхнулась на кровать.
Третье января
Конфетти для близнецов
Мамуля, как и обещала, начала активное претворение в жизнь своей программы по оздоровлению наших изможденных праздниками организмов.
— Овес пил? А овсянку съел? — приставала она к папе, завидев его, выходящего из кухни. — Ген?..
— И овес пил, и овсянку ел, а еще поржал и седло начистил, — хмуро сообщил тот, потому что остатки оливье, еще вчера находившиеся в полной безопасности в холодильнике, сегодня обнаружились в мусорном ведре. — Наташ, ну я бы доел! — почесывая бороду, укорил он жену.
— Нет! Третий день уже стоит, даже четвертый! И вообще, мы же договорились — будем укреплять здоровье. А правильное питание — залог хорошего здоровья! — авторитетно заявила мамуля, на всякий случай целуя мужа в щеку. — Слушай, ну, может, побреешься? — попросила она, потирая уколотое бородой место. — А, Ген?
— Потом, — неопределенно пообещал папа, наткнувшись на смеющийся взгляд входящей Ирки. — Что? — спросил он.
— Пап, ты думаешь, так не будет видно второго подбородка, из-за бороды? — поддела она отца. — Да?
— Тогда уже до живота надо отпускать, — присоединилась я, хихикая за сестрицыной спиной. Папа, как ни странно, засмеялся, а не пошел за ремнем или веревкой, но тут опять мамуля взяла командование в свои руки:
— Ира, Юля, пейте овес, ешьте овсянку и давайте не задерживайтесь — мы же в бассейн едем! А у меня еще полатес! — она выразительно погремела тазиком.
