— Да, вот в таком виде подполз. Как?
— Здорово! — восхищенно крикнул Федюшка.
— Вот и я думаю, что здорово, — сказал змей-Постратоис, — а один завистник заявил, что-де из такой пасти не может звучать истина. Какова наглость! Вообще-то на истину мне сугубо наплевать, я пренебрежения не выношу к себе и своим словам. Ты это имей в виду. Кто слушает мои слова и не исполняет их, того неизбежно ждет проклятие гееннского огня. Это страшное проклятие! Каждый звук моего слова обрамлен огнем гееннским, на нем, огне этом неугасимом, несутся слова мои в мир и покоряют его. Гееннский огонь — это как раз то, о чем ты мечтаешь, он дает вечную жизнь, этот огонь, коли зажжется он в душе человеческой, никакая смерть не задует. Все понял?
Федюшка быстро-быстро закивал в ответ:
— Когда же ты дашь мне этот огонь? — Он пребывал в сильнейшем возбуждении и готов был сейчас на все, чтобы заполучить вечную жизнь.
— Не спеши, — отвечал змей, — ты возьмешь его сам, когда подойдет время. А оно уже рядом и стучится в дверь. Хотя я бы, честно говоря, не ответил на этот стук, намаешься ты с этой вечной жизнью. М-да… Когда человек творил Грех, он знал, что делал, ха-ха-ха-ха… Какое прекрасное это создание — Грех. А звучит как, а? Хоть человек есть ничтожество, сто раз повторю, но этим своим творением он может гордиться. Грех — это протест против жизни, против вечной жизни, которой ты так домогаешься. Это торжество свободной воли, это торжество сильного человека, человека мысли над слюнтяями и простаками, грех — это та изюминка, без которой жизнь была бы совсем скучной и поганой. И горжусь, что приложил к созданию сей пупырчатой очаровашки свое слово, веское, ласковое, ласкающее слово. Так вот, подполз я к прародительнице Еве и прошептал-прошипел ей:
«Уговори мужа твоего Адама съесть запретный плод с древа познания…» Росло такое роскошное деревце в Раю. «…Будете вы, — говорю, — равными Богу, Творцу вашему, знать добро и зло, сами богами будете!»
До этого ведь царило на земле одно сплошное скучнейшее добро. Убей не понимаю, что в нем хорошего, в добре этом, что с ним так носятся некоторые из людишек? Не понимаю и не приемлю, ты понял, юноша?
Хочешь вечно жить, мотай на ус. Усов, правда, у тебя нет еще, но умишко есть. Живой умишко, бойкий, вот и соображай им, что питает разлюбезную тебе вечную жизнь. А?!
На это грозное «А?!» Федюшка быстро-испуганно кивнул головой, но все же сказал:
— Но ведь это… когда добро царило, человек бессмертен был? Значит, это добро питало бессмертие в человеке?
