В поисках любви. Беседы о браке и семейной жизни | страница 95
Хорошо, если вы не простите, он перестанет падать? Если так повернется, что вы не простите ребенка, — что-то произойдет от этого? Вот в чем все дело.
Хорошо, вы поставили вопрос так: «Если я во всем прощу, так и будет до бесконечности?» А я сказал: «А если вы его не прощаете, это что-то изменит?»
Вот подумайте.
Я думаю, ребенку всегда хорошо будет с родителями дома. Это очевидно. Что же, отправить ребенка к какому-то там непонятному дядьке, в какую-то казарму… Но есть дети, которые настроены на такое, есть такие дети, которым это очень нравится. Есть семьи, в которых мать не справляется с ребенком, потому что отца нет и нужна какая-то мужская твердая рука, — в таких случаях, может быть, это действительно было бы полезно. Понимаете, есть дети из офицерских семей, у которых есть династическое, поколенческое военное служение, и тогда мне тоже это понятно, потому что воспитана династия и ребенок к этой мысли уже, в общем, готов и даже ждет того дня, когда же он тоже наденет форму и погоны, подобно своему отцу, подобно своему деду, подобно тем героям, память которых в этой семье чтут. А так просто отправить мальчика в казарму, я думаю, это большой риск.
Я уже рассказал об обществе православных следопытов, где и мальчики, и девочки могут в форме ходить, парады устраивать, преодолевать разные сложности, жить в палатках и совершать долгие походы, с ними все время священник. Прекрасно. Мои дети тоже все в этом выросли, совершенно замечательно. Я помню, как они ходили с отцом Димитрием Першиным в долгие походы, в Керчь, останавливались на ночь, за ночь они собирали из камней престол, сами пекли просфоры и совершали на рассвете литургию все вместе. Вот это был опыт Церкви, опыт жизни во Христе, опыт общей молитвы, и они все были подростками. Было совершенно очевидно, что своими руками церковь строится, своими руками все печется, сами молятся, сами поют, отец Димитрий среди них как старший товарищ — священник, иеромонах. И вот это мне понятно. Это — община, общность людей, которые поддерживают друг друга и у которых есть свой устав, очень строгий устав православных следопытов. У них есть свои звания, свой рост, почти военный, — и такого рода вещи мне вполне понятны, потому что они не разлучают ребенка с семьей, но создают для него общину единомышленников. А вот опыт Суворовского училища мне не очень понятен. Просто я не представляю, что это такое, знаю, что в советское время это хорошо всегда было для детей из семей военных, а как сейчас — не знаю.
