Это сложно, очень сложно. Я тоже в такой ситуации. У меня есть много бывших одноклассников. Когда я стал священником, то они меня просили стать крестным их детей. Отказать я не мог, потому что это были друзья детства. Но, несмотря на все мои уговоры, у них никакого церковного воспитания детей не было, и, сколько я ни звал, сколько ни просил, некоторые вообще никак не реагировали. И никак не получается у меня на них повлиять. Но, с другой стороны, у меня есть пример моей крестной. Отец у меня не был крещеным, мать была очень далекой от Церкви. Я рос в детстве в абсолютно нецерковной семье. Папа был спортсменом, самбистом. Он очень любил бесплатно перевозить мебель людям, а потом посидеть с людьми, попить чаю, поговорить о литературе, об искусстве. И вот однажды его попросили перевезти одну женщину с мужем, которые были в летах. Они переезжали в наш дом. Стали разгружать машину. Он увидел, как старушка раскрывает коробку и достает оттуда икону. Он спросил, верующая ли она, на что она дала положительный ответ. Отец сказал, что они хотят крестить дочку и сына, и спросил ее, может ли она стать крестной. Она согласилась с тем условием, что ей не будут мешать выполнять ее обязанности. И папа, совершенно не понимая, о чем речь, согласился.
Крестная взялась за нас очень строго. Она распорядилась: «В ближайшее воскресенье Федю и Аню с утра не кормим, я беру их в храм причащаться». И я помню эту муку. Утро, темно, метро «Ботанический сад», спина болит, ничего не понятно. А вот вынесли Чашу (сейчас я понимаю, что это великий вход), что-то сказали, унесли. Потом мы выходим из храма, она наливает нам из термоса чай и достает бутерброды. Так было три-четыре раза в год. Но семя ведь посеялось. Потом она достала где-то молитвослов в бумажном переплете, что совершенно невероятно. Это был примерно 1978 год. Она жила в нашем доме на втором этаже. В Гнесинке она преподавала литературу. Она мне сказала, чтобы я читал «Царю Небесный», «Богородице Дево» и «Отче наш» каждый день. Пришла через месяц и спросила: «Ну что, Федя, читаешь?» Я сказал: «Да, конечно». Она: «Врешь! Если бы ты читал, то была бы замята обложка». Мне стало так стыдно, что я начал читать и как-то боялся ее. Но ее трудами мы все воцерковились.
Потом, не надо забывать, что выбор человека делается и в одну сторону, и в другую. У меня есть такой пример перед глазами.
У моего знакомого, росшего в советское время, отец был жутким циником и страшным атеистом. Мать была элитарной переводчицей у кого-то в ЦК. И если бы их ребенок воцерковился, то это было бы совершенно поперек их карьеры. Мать часто ездила за границу и привозила пластинки. У отца этого мальчика была по тем временам очень хорошая аппаратура и немыслимая коллекция пластинок оперного и хорового пения, в котором он очень хорошо разбирался и любил. Для того чтобы показать ребенку, как звучит хоровой коллектив в аутентичной обстановке, он повел его в храм на Ордынку. Там пел хор Свешникова, если я не ошибаюсь. Это был редкий случай, когда хор и гастролировал, и пел на службе. Власти это терпели. Ребенку было на тот момент лет двенадцать. Папа его туда привел послушать хор, а ребенок уверовал в Бога. Его били, запирали. Он с третьего этажа спускался по простыням, привязанным к батарее, и бежал на службу. Отец его за это прямо-таки избивал, а мальчик стал потом священником. Вопреки всему, потому что благодать Божия его коснулась.
