Каторжанин | страница 42



Когда до хутора осталось всего треть версты, я настоял, чтобы мы причалили к берегу раньше и пошел на разведку вместе с Тайто и Само — еще одним айном.

К месту зашли с трех сторон, но уже за пару десятков метров, я понял, что здесь далеко не все в порядке, потому что ветерок принес запах горелого мяса. Не жаренного, а именно горелого. Смрад, который я не перепутаю ни с чем.

Откуда не возьмись нахлынуло видение.

В воздухе кружатся жирные черные хлопья, остро смердит паленой человеческой плотью.

Пылающий крест и объятое языками пламени, скрюченное обугленное тело на нем.

Рядом застывшие словно изваяния фигуры в белоснежных рясах с распятиями в руках, вздернутыми к небу.

Вокруг эшафота беснуется в экстазе толпа. Из раззявленных ртов несутся истошные истеричные вопли.

— Жарь еретичку!..

— Гори, ведьма-а-а-а!..

— Огонь очища-а-ает…

— Во славу Господа нашего-о-о!..

Видение было очень четким и ясным, но отдавалось в голове такой страшной болью, что удержаться в сознание удалось только диким усилием воли.

— Пречистая матерь Господня… — в голову неожиданно пришла странная, невероятная и очень страшная отгадка. — Но как? И за что?..

Чтобы окончательно опомниться, пришлось залепить себе пощечину.

— Потом разберешься… — свирепо рыкнул я, вскинул Маузер с присоединенным прикладом и шагнул в кусты.

Перемахнул через частокол, прокрался вдоль стены дома сложенного из мощных бревен и выглянул из-за угла.

То, что увидел, уже не стало неожиданностью.

Посередине двора стоял криво вкопанный в землю импровизированный крест сбитый из тележных слег. Под ним дымилась грудка дров, а на кресте висело закопченное черное тело. Человек обгорел только снизу и все еще можно было различить, что это некогда был невысокий полный мужчина.

Неподалеку от креста лежала искромсанная туша мертвой коровы, рядом с ней в луже крови застыл большой кудлатый пес.

На хуторе стояла мертвая тишина, разбавленная только карканьем круживших в небе ворон.

Из-за угла дома высунулся Тайто и жестом показал, что здесь больше никого нет. Второй айн продублировал жест, уже с другой стороны двора.

— Кто, мать его? Косоглазые? Сука, больше некому… — в том, что это сделали японцы никаких сомнений, не было — везде во дворе виднелись отпечатки японских ботинок. К тому же, пленный офицер признался, что после того, как генерал-губернатор Ляпунов сдался, японское командование отправило свои отряды во все поселения. Как он выразился: для приведения в подчинение населения и для установления японского порядка. Порядка… Твою же мать…