Я пытался отбиваться изо всех сил, но это было бесполезно. Таоракнаборстильсен был слишком силен. Он зашептал мне в ухо:
– Для Унги нужна шерсть козла или хомяка, вырванная самое позднее за пятнадцать минут до церемонии. Во время нашего небольшого… спора этот любезный Тотор лишился целого клока шерсти, который я и нашел там, где ты и твоя прелестная семья оставили меня. И я устроил себе первоклассную Унгу! Что? Ты хочешь что-то сказать? Может, у тебя есть последнее желание? Не могу отказать в этом своему спасителю. Глоточек фиалкового ликера? Не тяни, мне еще нужно опустошить целый мир.
Чудовище приподняло руку от моих губ, но ровно настолько, чтобы, если я стану набирать воздух в легкие для крика, тут же заткнуть мне рот. Я смог только прошептать:
– Что вы сделаете с нами?
– Ах, это… Мой мальчик, тут я не стану скрывать, это будет малость неприятно. Но зато потом вас ждет спокойствие. На целую вечность. Это все? Нет? Еще что-то?
– Да! Почему предыдущие жильцы этой квартиры съехали и почему вы их не…
– …не убил? Ты тоже находишь этот факт достойным сожаления, да? Представь себе, я не мог этого сделать. Я же был заточен в этом крошечном чулане. И вышел я из него только благодаря гениальной идее, пришедшей в голову твоим родителям, – превратить его в карцер. Я горячо благодарен им. Да здравствуют наказания по старинке! Да здравствует традиция!
– Почему же торговка овощами говорит, что здесь живут привидения?
– Мне надо было выгнать этих дебильных жильцов, чтобы на их месте поселились более подходящие, вроде тебя, понимаешь? И я начал стенать, смеяться – это весьма удивительно, но говорят, у меня скрипучий смех, – я пел наши песни и стучал в такт по стенам. Они все тут же смылись! Так, ну, я не то чтобы заскучал с тобой, мой дорогой Эдгар, но…
– Подождите! Подождите еще! Вы сказали «наши песни». А откуда вы родом?
– Ха-ха-ха! Это секрет. Разве ты не слышал, что великие «звезды» должны быть немного таинственными?
«Никакая вы не звезда, а липкое чудовище, одетое в безвкусную зеленую куртку!»
Так я должен был ему ответить. Наверное, я не мастер на остроумные ответы, потому что я просто пробормотал:
– Вы злой.
Но для девятилетнего мальчика, столкнувшегося с таоракнаборстильсеном, это было не так плохо. Мои глаза привыкли к полутьме, и я различал все мельчайшие подробности его лица – если это можно было назвать лицом. Впечатление производило не столько его чрезвычайное уродство или странность, сколько источаемая им злость.
