Жаль, что здесь нет брата доктора Махмуда. Как много еще негрокнутого, и как мало твердых, надежных основ для гроканья.
Остаток смены прошел для Джилл как в тумане. Хорошо хоть, она не допустила никаких ошибок при раздаче лекарств, а на обращенные к ней вопросы отвечала машинально. Перед ее глазами неотвязно стояло лицо этого марсианина, в голове снова и снова крутились дикие, бредовые вещи, которые он говорил. Да нет, никак не бредовые — медсестре Бордман доводилось работать в психушке, психов насмотрелась и потому хорошо понимала, что Смит к ним не относится.
Так что не «бредовые», а скорее — невинные. Да нет, и это слово не годится. Лицо у него, конечно же, невиннейшее — но это если не считать глаз. Что же это за существо такое — с таким-то лицом?
Одно время Джилл работала в католической больнице, и вот сейчас словно въявь увидела лицо Смита в клобуке, какие носили там медсестры-монахини. «А вот это уж полный бред», — выругала она себя. В нем нет ни на грош женственности, мужик себе как мужик.
Не успела Джилл переодеться из больничного в свое, как в раздевалку просунулась голова одной из сестричек.
— Тебя к телефону.
Джилл приняла вызов — только звук, без изображения, чтобы можно было и говорить и переодеваться одновременно.
— Флоренс Найтингейл?[7] — спросил знакомый баритон.
— Она самая. Это ты, что ли, Бен?
— Стойкий борец за свободу слова, собственной персоной. А скажи-ка, малышка, ты занята?
— А что ты там задумал?
— Я задумал вывести тебя в свет, скормить тебе стейк с кровью, накачать спиртным до посинения, а попутно задать некий вопрос.
— Можешь не трудиться, ответ все тот же.
— Да совсем не тот вопрос.
— Как, ты еще один придумал? Ну-ка, ну-ка, расскажи.
— Попозднее. Когда ты немного размякнешь.
— А что, настоящий стейк? Не синтетика?
— Фирма гарантирует. Ткни вилкой, и он скажет «м-му» и поглядит на тебя жалобно-жалобно.
— Зуб даю, по счету будет платить газета.
— Низкое, недостойное тебя и не заслуженное мной подозрение — и вообще, какая тебе разница? Ну так как?
— Уговорил, речистый.
— На крыше вашего богоугодного заведения, через десять минут.
Пришлось снова переодеваться, на этот раз — не в уличный наряд, а в выходное платье, ради таких-то вот особых случаев и содержавшееся в больничном шкафчике. Строгое, почти непрозрачное, чуть-чуть подложенное в нужных местах, оно всего лишь воссоздавало впечатление, которое Джилл произвела бы совершенно обнаженной, — никак не более. Обошлось ей оно в месячную зарплату, но выглядело скромно, хотя и действовало на окружающих не хуже коктейля с сюрпризом. Удовлетворенно взглянув на свое отражение, она вышла в коридор и открыла дверцу пневмоподъемника.
