Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2 | страница 105
С вечера ушли рано с моими всеми бывшими десятиклассниками, побродить по посёлку. Довели благоверного моего до дома, а сами ещё долго бродили, вспоминали школьную жизнь.
«Помнишь, — спрашиваю, — Валерий, наш с тобой конфликт в 8 м классе?»
Вспомнил, не сразу.
…В 8 м классе он совсем перестал заниматься, отвечать на уроках, на мои замечания просто огрызался. Я сказала тогда ему: «Раз ты не отвечаешь мне на уроках, не слушаешь меня, значит, ты не признаешь меня учителем, я тебя не буду признавать учеником. Ни спрашивать тебя не буду, ни оговаривать тебя. Делай, как хочешь». Неделю я старалась просто не замечать его. Через неделю он после урока подошёл ко мне и извинился за своё поведение. Сам пришёл, без чьего-либо нажима.
«Я верю тебе, Валерий, что ты от души извиняешься передо мной, и спасибо тебе за это», — сказала я тоже от души. Он понял это и с того времени стал совсем другой по отношению ко мне.
Они хорошие у меня были, мои десятиклассники. Мы жили с ними дружно.
Я уверена, что что-то в них осталось и от меня.
Я всю жизнь буду поминать слова Бориса Морозова, посланные мне в день моего 50-летия:
«Вы были для нас, ваших учеников, не только учительницей, но и заботливым воспитателем, чутким советчиком, хорошим другом, готовым в трудную минуту придти на помощь! Спасибо Вам за все, дорогая Анастасия Николаевна!»
Борис никогда не был льстецом и никогда не говорил того, чего не было на душе.
Хорошие мои друзья, мои ученики! Я не держу никакого зла и на тех, к кому не нашла подхода. Не они, а их пьянствующие родители виноваты в их исковерканной душе, к которой трудно бывает подойти.
И при чем тут годы, уважаемый В.Г.?
Нет, ты состаришься раньше меня, если в 45 лет начал думать о годах и о возрасте. И сильнее я тебя, сильнее во всем!
17-го мая Валерия С. И Вову Прокошева проводили в армию. И рада была, что последние минуты своего пребывания в посёлке Валерий старался быть с нами, со мной и своими одноклассниками. Даже упрекнули его в том, что он не столько к матери и отцу льнет, сколько к нам. А я про себя порадовалась, что верно больше мы ему были друзья, чем его родители. Кто же тут виноват? Кто виноват в том, что часто родители не становятся друзьями своих детей? Никто, кроме самих родителей. Может быть, и для моих детей будет кто-то ближе, чем я. Всё может быть.
Снова вспоминается всё пережитое. Словно все эти годы я жила в каком-то другом, особом измерении. Наверное, об этом особом состоянии души и тела говорят как о четвёртом измерении. Как человек создал бога для своего удобства, так и я создала себе образ человека чистого, светлого, чуткого, внимательного, тактичного и отзывчивого. И жила с этим образом в душе как с защитой от всех житейских невзгод, жила в четвёртом измерении. Оно помогло мне из нелюбимого мужа создать для своих детей человека, достойного уважения, именно оно помогало мне заниматься нелюбимой работой, нелюбимым предметом, к которому приставили меня независящие от меня объективные обязательства. Нет, не тем человеком, образ которого жил в душе, оказался в действительности мой идеал. Не бриллиантом, излучающим свет, оказался он на деле, а простым стеклом. Трудно мне было поверить, так ли оно. И сейчас ещё где-то глубоко-глубоко в душе теплится надежда, что все-таки он — не простое стекло. Не зря же он столько лет жил в душе, не зря же я с мыслью о нем засыпала и просыпалась. Осталось ли что от того В.Г., которого знала я в школе? Не знаю. Знаю только, что тот никогда бы не смог сказать мне неправды. Так легко и бездумно сказать.