Наверное, обычный человек чокнулся бы, попав в этот дом с его огромными, погруженными в темноту комнатами. Может быть, потому, что я сова, я боюсь света – в солнечные дни чувствую себя особенно уязвимой и незащищенной. То ли дело, когда темно! Я раба ночи и ее преданное дитя. На моих окнах рольставни. Я практически их не открываю. Не пользуюсь и выключателями: ненавижу яркие люстры, которые обожал мой отец и навешал их по несколько в каждой комнате. Я всегда передвигаюсь по дому с подсвечником и восхищаюсь запахом догорающей свечи. Каждый месяц отец уезжал в командировку, и тогда весь дом погружался в беспросветную темноту… Но он возвращался, открывались жалюзи, горел свет, работал телевизор, играла музыка… В те дни, когда он был дома, я становилась мрачной, чувствовала себя ужасно подавленной и глубоко несчастной. Он снова уезжал, я брала подсвечник и погружалась в свой собственный мир, понятный только мне одной.
Раздался телефонный звонок, от неожиданности я вздрогнула. Наверняка опять брат. Да какой он мне, к черту, брат! Так, человек, с которым пришло мое унылое, ничем не примечательное детство!
Я сняла трубку и затаила дыхание.
– Женечка, здравствуй. Это дядя Игорь тебя беспокоит.
– Здравствуйте, – буркнула я и напряглась как струна. Звонил один на многочисленных знакомых отца. Я никогда не любила его знакомых… Наверное, это оттого, что очень сильно не любила отца.
– Женечка, через чае к тебе подъедет один из моих доверенных людей. Дела в тем, что твой отец не успел мне передать очень важные для меня бумаги… Я заплатил за них твоему отцу приличные деньги, но так и не получил…
– Но ведь он скоропостижно умер…
– В том-то и дело. В общем, к тебе приедет мой человек. Ты ему отдашь, падки. Ты же знаешь, я принял довольно активное участие в похоронах, внес посильный вклад…
– Но я не знаю, какие бумага вам нужны. Я вообще ни разу не заходила в кабинет после смерти отца. Там, наверное, целые горы бумаг.
– Мне нужны бумаги по делу Чичерина. Там должна быть такая тоненькая серая папочка. У тебя еще целый час. Зайди в кабинет поищи. Будь умницей и сделай то, о чем я тебе прошу. Если не сможешь найти сама, тебе поможет мой человек.
– Хороню, – вздохнула я и слегка прикусила губу.
Взяв подсвечник, поднялась по старой дубовой лестнице на второй этаж. Посветив на висящую на каменкой стене картину, я ухмыльнулась. Эту картину нарисовала я. На ней был мой отец. Вернее, о том, что это отец, знала только я одна. Черное, мрачное, трехголовое чудовище со звериным оскалом и длинным торчащим пенисом… В эту картину я вложила всю свою злость и ненависть, которая накипела во мне за многие годы. Я подарила ее отцу на день рождения и сказала, что написала ее от души. Отец пришел в дикий восторг и повесил над центральной лестницей. Он так и не понял, что это он. Он думал, что это злобное существо – плод моего воображения, моей фантазии, моего безумия. После смерти отца я уничтожила все его фотографии Сегодня последнюю. Оставила только этот портрет.
