Профессорша как раз перечитывала только что полученную телеграмму с сообщением о мужнем триумфе, оторвавшись от написания статьи, когда снова раздался звонок в дверь. Она открыла и рассеянно спросила:
– Вы к кому, молодой человек?
– Сантехника вызывали? – ответил вопросом на вопрос ладный хлопец с чемоданчиком.
– Ах, да-да, конечно, проходите! – Лидия Соломоновна окинула гостя отсутствующим взглядом, мельком успев отметить, впрочем, сходство с любимым некогда Есениным, неопределенно махнула рукой в сторону ванной, вернулась в кабинет и снова углубилась в статью.
– Готово, хозяйка, принимайте работу! – отрапортовал прямо над ухом приятный баритон.
– Что? А, деньги там, в прихожей, на тумбочке, возьмите, пожалуйста, – не отрываясь от пишущей машинки, бросила она.
– Ага, спасибо… И что, вы все это прочитали? – удивленно присвистнул гость, оглядывая бесконечные книжные стеллажи.
– И даже кое-что написали. А что в этом необычного? – профессорша приспустила очки и из-под них взглянула на собеседника.
– Да смотрю, тут не только на русском… Интересно!
– Интеллигентный человек должен знать хотя бы два иностранных языка! – назидательно отчеканила жрица науки и попыталась сосредоточиться на написании труда. Но назойливый сантехник, похоже, уходить не собирался.
– Чайком не угостите? – вдруг спросил он.
– Да, там, на кухне. И в холодильнике, сами найдете, – и неприветливая хозяйка, облегченно вздохнув, вернулась в мир формул и синтеза.
– Кушать подано! – предерзкий тип стоял на пороге кабинета с полотенцем, перекинутым через руку, и невыносимо торжественным выражением лица, угодливо изогнувшись. Лидия Соломоновна хотела было рассердиться – до сдачи статьи оставались считаные дни, но не смогла подавить смешка, да к тому же вдруг почувствовала, что и вправду зверски проголодалась.
– Черт с вами, пойдемте!
Кухня приятно поразила. Скопившаяся за несколько дней груда посуды была перемыта, стол радовал вполне эстетично расставленными тарелочками с тонко нарезанными докторской колбасой и сыром, в закрытой сковороде вздыхал пышнейший омлет, а на плите закипал отдраенный чайник.
В профессорской семье никогда не создавалось культов. Ни еды, ни чистоты. Здесь царили иные ценности – духовные. И удивительно теплая дружеская атмосфера, чем хозяева небезосновательно гордились. И они сами, и их частые гости чувствовали себя весьма комфортно в этом «творческом бардаке», как добродушно именовалось хроническое состояние дома. Иногда приходила мама Лидии Соломоновны, горестно воздевала руки, поражаясь безразличию дочери к быту, затем приводила квартиру в порядок, изредка даже подключая внуков, и покидала ее с чувством выполненного долга. Лидочка только пожимала плечами, не видя никакого смысла в материнских усилиях.
