Ну, а Юрик попал в эту круговерть почти случайно. После революции 1905 года все признаки грядущего распада империи были налицо. Как и в Древнем Риме, пышным цветом расцвели все пороки общества: опиумокурение, кокаин, разврат, мужеложство, столоверчение, мистицизм, вера в чудо. Не избежал этого и молодой гардемарин, ставший «лучшим другом» командующего, официально числился адъютантом для особых поручений. Он был в курсе переговоров с японцами, поэтому Беренсу ничего не оставалось делать, как признаться в том, что он задумал. Захват «Добрыни», а его планировали изначально, чтобы не допустить переброску школы прапорщиков с Русского, поставил всю операцию в позу прачки: броненосец, построенный в Америке, пройти через льды самостоятельно не мог, второй ледокол, «Надежный», стоял на ремонте в доке, у него потекли холодильники. Начнись операция по плану: 31-го, Беренс и японцы успели бы провернуть «дельце». О содержимом трех вагонов эшелона и почему Лазо взял с собой целую сотню пулеметчиков, хотя именно «льюисисты» составляли главную ударную силу гарнизона, никто не знал. Даже Илья, которому о грузе сказали после того, как груз сдали в Москве.
Главную роль во всех этих делах сыграл Алексей Луцкий, сумевший выделить из арестованных в штабе главные фигуры и разговорить Юрика. Как сказал позже товарищ Сергей, это было не слишком сложно, парень конкретно подсел на опиум еще до появления Беренса. В общем, удалось раскрыть это дело и вынести его обсуждение на Морское собрание, куда привезли и Беренса, и Розанова. И вовсе не потому, что Илья беспокоился, что их освободят силой, как сказал Дафа. Жалованье офицерский состав не получал с октября месяца, когда стало понятно, что Колчак сдулся. А влияние на плавсостав «герой боя в Ирбенском проливе» имел. Он был «центральным уговаривающим» Розанова, и ему – верили! Именно поэтому его судьбу предстояло решить именно Морскому собранию. Илья сказал, что деньги, обнаруженные у генерала и адмирала, пойдут на выплату задолженности за октябрь – январь, а с 28 января никаких выплат производиться не будет, так как все, кроме шести человек, подвергавшихся сильнейшей обструкции со стороны других офицеров, самовольно покинули свои корабли и боевые посты.
– Позволю себе напомнить, что власть в городе и области не менялась. Она принадлежала и принадлежит Временному правительству Земской управы. То, что в его состав ввели четырех человек, отвечающих за оборону города, вовсе не отменяет тех договоров и трудовых соглашений, под которыми вы все расписывались. Я, как исполняющий обязанности коменданта крепости, начальника гарнизона города и командующего Сибирской флотилией, до определенного момента не требовал от вас исполнения ваших прямых обязанностей. Но времена меняются: я был вынужден арестовать двоих из шести офицеров, продолжавших служить в гарнизоне. По их словам, на них оказывалось мощнейшее давление с вашей стороны, господа офицеры, и они были вынуждены подчиниться требованиям нового японского атташе и задержать выплату жалованья матросам и рядовым второго экипажа, сказав, что мы, командование крепости, не даем денег. Рассчитывали на то, что экипаж взбунтуется. Мы провели там собрание, на котором сами матросы и солдаты выразили недоверие кавторангам Посьету и Макарьевскому, сместив их с должностей командира и начальника штаба экипажа.
