«Необходимо несколько более подробно рассмотреть указанные здесь случаи вероятных или доказанных предупреждений военных противников, так как они важны для понимания характера и методов Канариса. Во-первых, они подтверждают то, что сам Канарис никогда не принимал личного участия в передаче военных секретов противнику. Если в кругу близких ему сотрудников когда-нибудь говорили о таких возможностях, что-то вроде: „Нужно было бы дать совет другой стороне“, — то он энергично отмахивался со словами: „Это была бы государственная измена“».
Можно заметить, что среди представителей немецкого сопротивления было очень надежное чутье морального различия между изменой родине и государственной изменой. Чутье, которое явно исчезает у тех, кто занимается изучением нашего прошлого.
Как бесстыдно людей из немецкого сопротивления гнали вперед к их гибели с помощью средств психологической войны союзников, использующих мошеннические и лживые сообщения, подтверждает, кстати, с непревзойденным цинизмом Денис Сефтон Делмер в его книге «Немцы и я»:
«Когда я в сентябре 1944 года беседовал с Отто Йоном, единственным оставшимся в живых участником заговора генералов, которому удалось ускользнуть за границу, я узнал от него, что заговорщики действительно слушали наши передачи и понимали их точно в ожидаемом мною смысле. Мне жаль, что генералы лишились жизни на крюках мясника Гитлера. Но я не мог бы утверждать, что я испытывал какие-либо чувства раскаяния из-за того, что я разбудил в них ошибочные надежды. Так как эти мужчины и подобные им были первыми покровителями и сторонниками гитлеровского движения. Они извлекали для себя пользу от его Третьего Рейха. И они поднялись против него только тогда, когда выяснилось, что захватническая война обречена на неудачу».
Так как внутри Абвера, наивысшего военно-разведывательного центра Германии, преобладала ненависть к Гитлеру, измена Ганса Остера в 1940 году также осталась незамеченной. Оба офицера пункта прослушивания в Абвере, Бюркнер и Пикенброк, на основании результатов прослушивания немедленно сообразили, что человеком, который передавал информацию Сасу, мог быть только Остер. Но они молчали.
Даже когда один офицер Отдела III Абвера из уст некоего дипломата в частном обществе услышал намеки, указывавшие на Остера как на человека, который предупредил Саса, это сообщение тоже отправилось в архив. По меньшей мере здесь Канарис принял решение любыми силами прикрыть Остера.
