В столице ими расшивали одежду.
Ко мне нейта Хордик относилась с тем снисхождением, которое люди проявляют в отношении иных, представляющихся им душевнобольными.
Какая нормальная женщина бросит своего мужа?
Откажется рожать детей?
Будет сидеть в углу лавки, ковыряясь в амулетах…
Корн не обманул.
То заседание было… гораздо более тяжелым, чем мне представлялось. Поняв, что мировую я не подписала, Мар пришел в ярость. А я… я вдруг узнала, каким ничтожеством являюсь.
Его матушка, комкая кружевной платочек, долго и пространно говорила о любви сына к неподходящей девушке. О том, каким унижениям подверглась их семья… о моей не благодарности… о… порочности натуры.
Она говорила и говорила.
И как-то так, что я сама начала чувствовать себя виноватой.
Потом говорила его сестра… и друзья… и…
В какой-то момент я поняла, что еще немного — и не выдержу, что…
А Мар привел какого-то целителя, несомненно, уважаемого, возможно даже, действительно хорошего. Но тот заговорил о моем душевном здоровье.
— Мы имеем явный пример излишней женской мнительности, происходящей естественным образом из особенностей женской психики, — целитель был в очках и при окладистой бороде, возлежавшей поверх темно-зеленого костюма. Он держал в одной руке трость, а в другой — узкую черную книгу. — Женский разум слишком слаб, чтобы самостоятельно справляться с нагрузкой, которой, несомненно, представляется нам учеба в заведении столь достойном…
Его голос убаюкивал.
Очаровывал.
— Это вполне естественно, что она не справилась с подобной нагрузкой. В таких ситуациях организм защищается. Женщины становятся истеричны…
— Он что, — я очнулась из полудремы. — Он пытается вы ставить меня сумасшедшей?
— Боюсь, что так, — Корн нахмурился. — Ты хочешь это слушать?
— Нет, но…
Как мне доказать, что я нормальна?
Или…
— Оставь это мне.
— Несчастной нужна помощь, — взгляд целителя задержался на мне. — Ей требуется покой и лечение…
Где-нибудь в маленьком частном и закрытом от внешнего мира заведении, о которых, если и заговаривали, то шепотом.
А мне-то казалось, что хуже быть не может.
Оказывается, что может…
Корн осторожно сжал мои пальцы.
— Последствия могут быть воистину ужасны… женщины, которые слишком много времени проводят за книгами…
— Учатся думать, — перебил свидетеля Корн. — А еще мы выражаем протест…
Он запнулся и нашел взглядом законника, который тотчас вскочил, поддерживая протест, а заодно уж аргументируя, почему и, главное, против чего мы протестуем.
