– Я не… х-х-хотела, – заявляет она, немного срываясь из-за неровного дыхания.
– Да плевать мне, что ты хотела или не хотела, – не желаю ее слушать и слышать. – Вставай и садись в машину, мы возвращаемся в город.
И вместо точки хлопнул дверцей багажника.
Я вдруг со стороны четко увидел, как болезненно зависим от этой ангельской заразы. Потому что позволяю ей связывать свою душу в морские узлы.
Хуже наркоты, ради которой готов на всякую хрень!
Моя личная ангельская пыль.
Прочь!
На фиг все! В понедельник же верну ей кольцо, и будем считать, что расплатилась по счетам своей сеструхи! Пусть валит к своему Эштону и ему продолжает мозг выносить, любит она его или нет.
Во мне же плыла ревность и туманила голову. И что самое дебильное, трахал вроде бы я пальцами ее, а оттраханным душевно чувствовал себя.
Потому что невинная девочка Фелс, даже сама того не осознавая, отымела меня морально. Попользовала и дала ясно понять, что кинет потом на фиг ради своего жениха.
Вот и на фиг мне это счастье?
Всю дорогу до Нью-Джерси мы молчали, каждый погруженный в свои мысли, но первым заговорил все же я:
– Где ты живешь?
Она ответила, не отворачиваясь от окна. Назвала адрес, и я вбил его в навигатор. Через двадцать минут я уже въезжал не в самый благополучный район. Клоповник, если быть откровенным.
Какие-то бомжи у бочек с огнем, дешевые проститутки, стоящие у угла. Я остановился у многоквартирной четырехэтажки. Пожалуй, она была единственным домом в районе, выглядящим более-менее пристойно.
Хотя все вокруг буквально сквозило бедностью и унынием. В эту обстановку бы вполне органично вписывалась наркоманка Мелани Томпсон, но вот Фелисити…
Я взглянул на свою… нет, не свою девочку, и мне вдруг отчетливо не захотелось ее отпускать. И я тут же скривился от этой мысли. Я ведь не тряпка, чтобы позволять и дальше вытирать о себя ноги. Хватит, однажды одна женщина уже вытерла, видимо, Фелс решила стать следующей.
– Вы свободны, мисс Томпсон, – четко произнес я. – Ваш долг отработан, в понедельник можете зайти ко мне в кабинет и забрать свои вещи. Я соберу все, что вы оставили у меня дома.
Она дернулась, поджала губы и потянулась к ручке. Открыла дверь, но, прежде чем выйти, обернулась и тихо произнесла:
– Эштон настоял, чтобы я ему это сказала, – признания давались ей с трудом. – Я не собиралась… Потому что теперь я не знаю, люблю ли его. И люблю ли вообще хоть кого-то.
И она выскочила из машины, договаривая последние слова уже на бегу. Метнулась к подъезду, набрала код домофона и скрылась за дверью.
