Я мог бы соврать ей, но не увидел в этом смысла.
– Потому что они мне не нравятся. Я их не хочу.
– А меня, стало быть, хотите? – Она все же всхлипнула, но не так, как это делают от удовольствия или возбуждения, а истерично, с надломом.
– Тебя хочу, – резюмировал я и второй рукой задрал на ней вначале майку, а потом и лиф.
Правая грудь обнажилась, а вторая была все еще во власти моей руки, но даже такого вида хватило, чтобы дыхание замерло. Вишни… Круглые, сочные, манящие. Я опустился ниже, потому что желание почувствовать их вкус было сильнее меня, коснулся языком сладкой плоти, втянул в себя, пощекотал и вдруг явственно почувствовал, как девушка все же дернулась. Точнее, передернулась… от брезгливости.
Отстранился, взглянул ей в лицо, на котором блестели и медленно скатывались слезы.
– Вы подонок! – всхлипнула она. – Самый настоящий подонок! Богатый ублюдок! Привыкли брать, что хочется, и берете… Ненавижу!
Ее тело вдруг обмякло прямо в моих руках. Фелс осела на пол, широко развела ноги и сквозь рыдания выдохнула:
– Трахайте! Чего уж! К чему эти прелюдии и разговоры? Вам же захотелось…
Я вдруг отчетливо понял, что девчонку несет и нехило так заносит, как легкие сани на зимних виражах – опасно для жизни. Но она продолжала говорить:
– А давайте я встану на четвереньки? Так, наверное, вам удобнее будет? Ну же! Чего вы тянете, мистер Браун? Берите, говорю, пока дают!
Она дернула ногами, раздвигая их еще шире. Юбка задралась, полностью обнажая белое бедро и краешек обыкновенных светлых трусиков.
Я выпрямился в полный рост, посмотрел на истерящую Фелс, и даже черти в моей душе притихли от растерянности. Они переглядывались между собой, подталкивали друг друга лапами, предлагая выйти вперед и стать у Фелс «первым», но тут же трусливо поджимали уши и отступали на шаг обратно. Никто не желал участвовать в подобном.
Потому что это насилие. Потому что это неправильно! Мои демоны не хотели обладать безвольной куклой или, того хуже, брать сопротивляющееся тело. Мы хотели ответной страсти.
– Чего молчите? – в очередной раз крикнула Фел. – Уже не интересно, в чем я одета? Уже рассмотрели. Да вам вообще ни хрена не интересно, кроме своих желаний. Вам все легко дается, а что не дается, то берете. А потом выбрасываете, наигравшись.
Она накрыла лицо руками, и полноценные рыдания прорвались наружу. Со всхлипами и слезами.
А я смотрел на нее и тупо не знал, что с этим делать. Потому что все стоявшее в штанах стояло до сих пор, но никаких ласк, минетов, поцелуев – да вообще ничего! – я уже не хотел. Точнее, хотел, но взять не мог.
