Врач появляется через несколько минут, удерживая на вытянутой руке сумку моей матери, которую я сходу узнаю. Она в грязи, в пыли, в каких-то пятнах; у меня зарождается холодок в груди и кое-какие подозрения.
– Твою мать сбила машина в тот момент, когда она выходила от нас, – говорит доктор, бросая сумку мне на колени. – Сразу насмерть, мы ничего не смогли сделать. Это было с ней, передаю тебе, как наследнику. Больше ничего не осталось, это тебе просили передать из полиции.
– А полиция тут при чём? – у меня пусто и в голове, и в районе сердца.
Перед глазами вспыхивает ещё одна прозрачная «простыня» уведомления о коррекции чего-то там в крови, но я её смахиваю вниз уже знакомым приёмом.
– На время твоего пребывания в реанимации без сознания, твоим опекуном от муниципалитета является полицейский участок, – сообщает мне доктор. – Поскольку иных совершеннолетних, берущих за тебя ответственность, обнаружить не удалось.
– Нет никаких других, – бормочу, опуская взгляд.
– В общем, полицейские передали эту сумку и сообщение: дубликаты документов об изъятии у вас квартиры за просрочку платежа и ввиду смерти основного заёмщика по кредиту ты можешь получить в суде, напротив департамента полиции. Они хотели это оставить нам, но мы отказались, – любезно завершает информировать меня врач.
– А сколько же я у вас валялся?
– Две с лишним недели, почти три. Извини, я тороплюсь. Могу чем-то ещё помочь?
Отрицательно качаю головой и, тщательно глядя себе под ноги, направляюсь на выход.
* * *
Доктор Склютовски, узнав о смерти матери этого пацана без задержки (всё произошло, можно сказать, буквально на ступеньках клиники), утратил к пациенту интерес в тот же момент: благодарность за спасение получать было больше не от кого.
А ещё на «пустышку» был израсходован какой-никакой, а ресурс – всё тот же чип. Бл##ь. Что ни говори, но хоть Склютовски и не позволял себе открыто надеяться на дополнительные «субсидии» от этой некстати сиганувшей под грузовик мамаши, а всё же в глубине души их не исключал.
Впрочем, своё он всё равно поимел, уже от полицейского офицера, который появился в конце такой насыщенной смены.
Коп, сообщив об отсутствии у пацана родни и отдав сумку погибшей, отдельно оговорил срок, раньше которого пацан из клиники выйти не должен.
К устной договорённости прилагалось кое-что ещё, материальное; так что собственный, не высказанный вслух, финансовый «план» в адрес этого пациента можно было считать исполненным и закрытым.
