* * *
Мориц не пошел к родителям Виктора. Он не хотел рисковать. И как бы они отреагировали, если бы к ним постучался враг? У него не было доказательств. И неизвестно, кому семья расскажет, что их посетил немец. Город наводнен соглядатаями. Мориц предпочел промолчать. Если о чем-то не говорят, значит, этого и не происходило. Во время бомбежек он порой думал о Викторе. Удалось ли тому перебраться за линию фронта, через алжирскую границу?
И еще он думал о той женщине на снимках. О Ясмине.
МАРСАЛА
Я не нахожу слов. Расскажи мне эту историю кто-нибудь другой, я бы не поверила. Но какие причины лгать у Жоэль?
– Это значит, что мой нацистский дедушка…
– Я же тебе сказала, он не был нацистом. Вы ничего не знали об этой истории?
– Нет. Ничего.
– Да, он не хотел, чтобы о ней узнали.
Я встаю, выхожу на террасу отеля, чтобы отдышаться. Утро пахнет сыростью и солью. Розовый молочный свет покоится над пляжем. Жоэль выходит вслед за мной.
– А твоя мать? Что сталось с ней после побега?
– Ее нашел Жак, почти замерзшую в оливковой роще. В яме, которую она вырыла голыми руками. Она долго болела. Через какое-то время друзья Альберта все-таки смогли добиться освобождения заложников. И в тот же день Альберт поехал на ферму, чтобы забрать Ясмину.
– Но ведь ваш дом конфисковали немцы?
– Да. Они снова поселились у Латифа в Медине. До прихода союзников. Через месяц с небольшим танки коалиции стояли у города. Тунис был последней крепостью немцев и итальянцев. Сотни тысяч солдат оказались в котле. Больше, чем в Сталинграде. Они даже называли город Тунисградом.
В улыбке Жоэль проступила жесткая горечь.
– Им нечего было есть, у них не было горючего, не было надежды. Оставалось сидеть со своими мадемуазелями в кафе, наливаться коньяком и нежиться на весеннем солнце. Бомбардировщики теперь прилетали и днем и ночью, зениток почти не осталось. Уже никто не скрывал упаднических настроений. А потом произошел безумнейший поворот. Без которого я бы сейчас здесь не сидела. Но на сегодня хватит, дорогая. У меня кончились сигареты, и мне надо поспать. Завтра поговорим.
* * *
Я была слишком взбудоражена, чтобы заснуть. Мне хотелось прокричать услышанное миру. Но рассказать было некому. Кому интересно, что я сама не своя от облегчения, удивления и смятения? Жоэль отправилась к себе в комнату, а я стою одна на террасе, глядя на восход. Может, Жоэль – единственная родственница, какая у меня осталась. Хорошо бы рассказать хотя бы подруге. Я возвращаюсь к себе в комнату, чтобы взять телефон и проверить почту. Во «входящих» неожиданное сообщение – из справочной службы вермахта.
