Операцию Халиде делал главный врач клиники, старейший хирург-окулист. Ему ассистировали Тулкуной и Оксана.
А в вестибюле клиники, застывшая, словно изваяние, сидела в ожидании мать Халиды.
Через некоторое время — женщине казалось, что миновала вечность, — к ней сошла Тулкуной, обняла ее, сказала, что операция прошла успешно. Женщина только вздохнула с надрывом…
Спустя несколько дней Тулкуной сняла повязку с глаз Халиды. Она повернула девушку лицом к широкому окну, из которого лился поток света.
— Открой глаза, Халидахон. Фарида говорила, что ты помнишь солнце… Посмотри в окно!
Халида усилием воли открыла глаза и испуганно вскрикнула:
— Ой, что это?!
Тулкуной крепко держала девушку за плечи:
— Это солнце. А теперь повернись ко мне. Видишь меня?..
Смутно, словно сквозь дрожащую пелену, Халида увидела перед собой черные глаза Тулкуной, подобные виноградинкам чараса, опущенным в воду… Потом из тумана выступили тонкие брови, все лицо врача…
— Вижу… Вижу!.. — взволнованно прошептала девушка.
— Что ты видишь?
— Вижу… Солнце! — Халида ласково, с любовью, провела рукой по лицу Тулкуной — первому открывшемуся ей лицу…
Тулкуной улыбнулась:
— Это я, Халидахон!
— Вижу… Вас вижу! — глаза у девушки были широко открыты. — А Фаридахон похожа на вас?.. Она похожа на вас, да?
В это время в палату вошел профессор с двумя женщинами в белых халатах. Одна из них была Фарида. И удивительно — Халида сразу ее узнала…
По обе стороны дороги, ведущей к котловану строящейся ГЭС, — металлические конструкции, части турбин, беспорядочно наваленные друг на друга ящики. Все ждало своего часа… Высоченные подъемные краны напоминали огромные корабельные якоря. Справа от них — склады, гаражи. И всюду холмы вынутого грунта.
Тут-то и работал Алиджан — бетонщиком. Он загорел, кожа на лице, плечах, руках облупилась, обветрилась. На ладонях — мозоли…
Нелегко давалась ему новая жизнь.
Поначалу, в первые дни работы, Алиджан затосковал. Он скучал по чайхане Таджибая, по плову с чесноком, источавшему острый аромат, по винограду «абаки» — на стройке подобной роскоши не было и в помине. В минуту слабости он чуть было не дал тягу со стройки. Но что-то его удержало — скорее всего, упрямство и самолюбие. Он ведь дал слово Абдугани-ака честно трудиться на строительстве ГЭС. Как бы он посмотрел в глаза старому учителю, если бы удрал в Ташкент?.. Да и перед отчимом не хотелось выглядеть струсившим, потерпевшим поражение. Нет уж, он никому не даст повода злословить! Он всем докажет!.. А что докажет — Алиджан толком еще и сам не знал. Он только работал, стиснув зубы, стараясь ни о чем не думать. А так как люди рядом с ним трудились не за страх, а за совесть, то и Алиджан все силы прилагал, чтобы от них не отстать, — что он, хуже других, что ли?..
