— У вас в Чорсу должен быть один книготорговец… Абдурасул. Может, знаете?
— Есть такой, — прихлебывая чай, кивнул один из лавочников. — Его лавка как раз напротив моей.
— У него псевдоним «Андалиб», и он пишет газели?
— Точно. Скромный такой… Образованный. Окончил «Мадрасаи шердор» в Самарканде. Мы покупали у него кое-какие книги: «Абомуслим», «Ахмад-Замчи»…[23] Он сам их переплетал — отличные переплеты.
— У меня к нему дело. Это друг Абдувахаба Шаши.
И Мирхайдар рассказал о поэте. Оказалось, что находившиеся здесь себзарцы хорошо знали Шаши, они с особым вниманием и почтением слушали гончара:
— Мудрости его — нет границ… Где только он ни побывал на своем веку, чего только ни довелось ему испытать! Он видел многие города — в России, Индии… Глаз у него зоркий, мысль острая. Это, видать, и перепугало наших владык, упрятали его в зиндан…
Слушатели качали головами:
— Неужто и таких ученых людей бросают в ямы?..
— Страдания — спутник мудрости, — сказал гончар. — У нас все честные люди терпят гнет и притеснения. Мавлоно Абдувахаб говорил, что распри между беками и ханами, грызня между Кокандом и Бухарой довели наш край до полного упадка. Мы живем в непроглядной тьме, но так к ней привыкли, что принимаем ее за свет. А истинный свет идет из России. Это могущественная, просвещенная держава! Мавлоно считает, что нам надо, по примеру киргизских манапов, положить конец кровопролитию, объединив свои войска с русскими. Не то сюда придут англичане и мы, как Афганистан, окажемся под их властью. Войска англичан стоят наготове, и если мы не договоримся с русскими военачальниками, бог знает, что нас ждет!..
Все, о чем говорил Мирхайдар, волновало каждого ташкентца. Вот уж месяц, как Алимкулибек с отрядами ташкентских и кокандских навкаров направился к Чимкенту, и с тех пор о них ни слуху ни духу.
Когда гости уже начали расходиться, в калитку вбежал Миръякуб. Ему, видно, сказали, что отец дома, — он бросился в отцовские объятия, и долго они стояли так — щека к щеке… Потом Миръякуб поздоровался с гостями. Его поздравили с возвращением отца под родной кров. Парень был бледен, возбужден — но не только из-за встречи с отцом. Задыхаясь, он сообщил, что войска Алимкулибека потерпели поражение, враг близко, жестокие бои идут уже на берегах Чирчика, в Урде паника, Насриддинбек приказал запереть городские ворота и всему народу готовиться к священной войне против гяуров.
— Спокойней, сынок, — со сдержанной досадой оборвал его Мирхайдар. — Ишь, даже губы трясутся. Передохни малость.
