– Тати, не надо туда заглядывать, это…
– Брось! – одёрнула она меня. Строго зыркнула на пассажира, который продолжал машинально держаться за ручку – тот поспешно отдёрнул ладoнь.
– Тати, это… плохая идея, - договаривала я, когда проводница уже распахнула дверь.
Любопытный пассажир заглянул через её плечо – и испуганно охнул, отпрянув. Татина нa глазах позеленела, зажала обеими руками рот. Воспользовавшись тем, что она больше не держит дверь, я опять её закрыла. Стук заставил Тати дёрнуться всем телом – и очнуться. С невнятным возгласом она метнулась в сторону туалета, который, к счастью, оказался в этот момент свободен.
– Творец! Да что там случилось? – пpобормотал побледневший мужчина.
– Не знаю, но… вы из Клари? Там найдётся хоть один приличный полицейский?
– Что? – растерянно переспросил он. Потом встряхнулся и, опомнившись, всё-таки ответил: – Да, конечно! Полиция! Местный шериф, Адриан Блак, весьма разумный мужчина… Но надо же сообщить!
– Надо, - согласилась я. – А вы?..
– О, простите, я не представился! Зенор Донт, я аптекарь из Клари.
– Лавиния. Я еду туда в отпуск, только вот… что-то он, похоже, не задался, – я нервно усмехнулась и кивнула на дверь.
Наше знакомство прервало появление Татины – бледной, с лихорадoчно блестящими глазами и облепившими лицо волосами, мокрыми от небрежного умывания.
– Творец… – пробормотала она. - Почему я тебя не послушалa?! Я же теперь спать не смогу…
– Тати, надо cообщить машинисту, начальнику поезда, кто тут ещё есть? - напомнила я. - Пусть он вызовет полицию. И до её прибытия, наверное, никого нельзя выпускать из вагона. Да! А ты можешь закрыть это купе?
– Да, точно, - заторможенно кивнула она. Достала из кармана пиджака ключ-камень, и на двери над ручкой полыхнула зловеще-красным руна запрета. Потом проводница шагнула в своё купе, а аптекарь опять обратился ко мне.
– А у вас крепкие нервы, Лавиния. Вы, случайно, не следователь?
— Нет, я просто люблю читать детективы, – призналась честно, чем вызвала у собеседника бледную, но искреннюю улыбку. – А нервы… Я выросла на ферме, где разводили скот.
Вот почему запах в купе показался знакомым. Так пахло на бойне – там, где разделывали туши. Запах свежей, обильно пролитой крови.
От такого сравнения, пусть и вполне уместного, меня саму передёрнуло и опять замутило. Спину словно огладило сквозняком, и я обхватила себя руками за плечи. Перед глазами в красках встало распростёртое на койке, частично сползшее с неё тело с красно-бурым месивом на месте живота и горла. Раскрытая на середине толстая книга, страницы которой слиплись от крови. Мутные стёклышки мёртвых глаз.
