Мигель был Гаспару близок. Ведь и в капитане был тот же самый интерес к миру – травам и цветам, животным и людям. Когда не пил, он читал книги, писал дневник. С того самого дня убийства Базена он постоянно был в пути, перемеряя бескрайний земной шар. Во Франции места для него не было. Оставалось море. Там никто не спрашивал, откуда кто приходит. Там легче всего было убегать от прошлого.
Бросаясь в круговорот сражения с рапирой в руке, всегда впереди, он не думал о собственной жизни. Не думал и о добыче. И, похоже, это его презрение Госпоже Смерти импонировало. К капитану она относилась с исключительной снисходительностью. Ведь погибнуть должен был уже раз сто. А он жил, молодые товарищи по оружию: рыжий Пьеррон, худой весельчак ван Корн, Шульце, имени которого не знал – не жили. Одни стали кормом для донных мурен, кости других гнили в болотах на самом краю Коста-Рики или под Маракаибо; кто-то там еще, к радости хищных птиц, болтался на скрипучих виселицах Санто Доминго.
Гаспар ничего не ожидал, ни на что не надеялся – хотя прибытие месье де Пуанси предвещало новые времена на Антилах. И, кто знает, может даже давало шанс на возвращение? Так что, благодаря каперским свидетельствам, Фруассарт уже не был бедным флибустьером, но заморским слугой месье кардинала Ришелье.
Вот только, с его то прошлым, была возможна перемена жизни свободного изгнанника на существование сокола на привязи? Хотя…? Mon Dieu! Какое-то прошлое всегда имеется. Ведь и прадед Его Преосвященства, капитан Антуан – тоже ведь не был святым.
Вовсе даже наоборот, как вспоминают пасквилянты, этот человек, знаменитый своими преступлениями, безбожием и святотатствами, вдобавок страшный негодяй и блядун, известный во всех публичных домах, был убит в Париже на rue Lavandiers такими же, как он сам негодяями, когда он "развлекался с продажными девками". Да и об отце Первого Министра – Франсуа дю Плесси, тоже не было мнения, как о почтенном человеке. Все же пятнала его мрачная вендетта, когда с дружками отомстил он смерть своего брата, прибив некоего Муссона возле брода, а чтобы не отвечать за свое преступление своей жизнью, должен был бежать вместе с Валуа в Польшу.
Так чем был хуже них бывший священник и многолетний пират? Ведь если бы Гаспар сейчас воспользовался открывающимися возможностями послужить лилиям Бурбонов, то, кто знает, может и его детям (если бы до таких он дожил) писаны были бы маршальские жезлы, епископские пасторали и кардинальские шляпы?
