(Ин. 4, 8) и более всех всесожжений и жертв требует от нас любви взаимной, любви, которая долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине.
Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит и никогда не перестает (1 Кор. 13, 4–8). Весь закон Божий состоит в двух словах: люби Бога и ближнего. Между тем сердце человеческое крайне самолюбиво, нетерпеливо, своенравно, зло и злопамятно: оно готово сердиться на ближнего не только за прямое зло, но и за мнимое, не только за обидное слово, но и за неприятное или правдивое, резкое, даже – за взгляд, показавшийся недобрым или двусмысленным, лукавым, гордым; едва не сердится даже за самые помышления ближнего, которые оно воображает в ближнем. Сердцеведец Господь так говорит о сердце человеческом:
из сердца исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство (Мк. 7, 21–22).
Но против сильного недуга должны быть и средства сильные: великой злобе человеческой противопоставлена бесконечная благость и всемощная благодать Божия: при помощи ее удобно побеждать всякое зло и в себе, и в других – кротостью, незлобием, уступчивостью, терпением и долготерпением. Я говорю вам, вещает Спаситель, не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду… (Мф. 5, 39–40). За прощение грехов ближним обещано нам прощение грехов Отцом Небесным, помилование на Страшном Суде – вечное блаженство: милостивые помилованы будут (Мф. 5, 8). А непримиримой злобе угрожает праведный Cуд Божий, вечная мука. Выслушайте одну повесть, из которой видно, как Бог наказывает еще здесь людей злобных и непримиримых между собою. В Киево-Печерской Лавре в древние времена были два инока, т. е. монаха, священник Тит и диакон Евагрий. Живши несколько лет дружелюбно между собою, они из-за чего-то возымели потом вражду и ненависть друг к другу; взаимная злоба продолжалась весьма долго; и они, не примирившись между собою, дерзали приносить Бескровную Жертву Богу. Сколько братия ни советовали им, чтобы отложили гнев и жили между собою в мире и согласии, но все было напрасно. Однажды священник Тит тяжко разболелся. Отчаясь в жизни, он начал горько плакать о своем согрешении и послал к недругу своему просить прощения; но Евагрий не хотел и слышать о том и начал жестоко проклинать его. Братия, соболезнуя о таком тяжком заблуждении, насильно привлекли его к умирающему. Тит, увидев врага своего, с помощью других встал с одра и пал пред ним, слезно умоляя простить его; но Евагрий был так бесчеловечен, что отвернулся от него и с остервенением воскликнул: «Ни в сей, ни в будущей жизни не хочу примириться с ним!» Он вырвался из рук братии и пал на землю. Иноки хотели поднять его, но как изумились, увидев его мертвым и столь охладевшим, как бы он умер задолго перед этим! Их изумление умножилось еще более, когда священник Тит в то же самое время встал с одра болезни здоровым, как бы никогда и не был болен. В ужасе от столь необыкновенного происшествия они окружили Тита и один перед другим спрашивали: что значит это? Он отвечал: «Будучи в тяжкой болезни, доколе я, грешный, сердился на брата моего, видел Ангелов, от меня отступивших и плачущих о погибели души моей, а нечистых духов радующихся, – вот причина, почему я более всего желал примириться с ним. Но как скоро привели его сюда и я поклонился ему, а он начал проклинать меня, – я увидел, что один грозный Ангел поразил его пламенным копьем и несчастный повергся мертвым на землю; а мне тот же Ангел подал руку и возстановил от одра болезни». Иноки оплакали лютую смерть Евагрия и с того времени более прежнего начали блюсти, чтобы никогда солнце не зашло во гневе их.
