Между тем звери успели обрушить внутренние строения замка и теперь лезли на сами башни, разрывая когтями их кладку, словно пытались добраться до начинки мозговой кости. Вскоре одна башня пошла трещинами и съехала в пропасть вместе с двумя лучниками, засевшими на ней. Вторая рухнула внутрь самой себя, одевшись клубами пыли. Третья задрожала, накренилась, упала и покатилась по тем же белым ступеням камнями, балками и безжизненными телами. Только тогда чудовища оставили окутанные пылью руины замка и ринулись по узкой дороге к раскинувшемуся в горной долине чудесному селению. К белым домикам, к красным черепичным крышам, к зеленым садам, к голубым прудам и ручьям и к обильным полям, занимающим многочисленные террасы на горных склонах. Гибель этой красоты казалась неминуемой. Кое-где над зелеными нивами уже начинал подниматься дым, вызванный злым колдовством. Вода в источниках, обнаруживая в себе яд, меняла цвет. Не хватало только крови, которая должна был залить эту землю. Но чудовища двигались слишком медленно. Усилия погибших не пропали даром. Ужасные твари припадали на порубленные лапы и мотали посеченными мордами. А потом из пыли за их спинами, пошатываясь, чихая и мотая головой, выбрался тот самый пятый удачливый воин, движением ноги снес со смотровой площадки заваливший ее мусор, вычертил концом черного клинка круг и воткнул в его центр свой меч. Неизвестно, произносил ли он что-нибудь при этом, весь этот сон казался Тису безмолвным действом, но в тот миг, когда черный клинок покраснел, как краснеет раскаленный в горне металл, в тот миг, когда жгучим пламенем окрасилась каждая, даже не сквозная рана на бронированных телах чудовищ, запылала каждая царапина, каждая отметина, сделанная тем самым мечом, Тису показалось, что он слышит истошный вой. Чудовища, успевшие удалиться от замка на три или четыре сотни шагов, развернулись и двинулись обратно, но срок их жизни уже истекал. С каждым следующим шагом они переставляли лапы все медленнее, а за сотню шагов до замершего возле своего меча воина словно окаменели, а потом и рассыпались, раскатились раскаленными валунами. И тогда воин снял с головы шлем и застыл, раскинув в стороны руки, вдыхая полной грудью горный воздух и давая свободу длинным черным волосам. Это была девушка. Но даже в своем собственном сне Тис замер, застыл, окаменел не из-за ее красоты, а из-за того, что он совершенно точно ее знал. Но не мог вспомнить, откуда и где он ее видел.
