Помимо всего прочего, с Аделиной работало очень много самых разных специалистов. Тренеры по скольжению, по общей физической подготовке ОФП, постановщики, хореограф, массажист, врач-физиотерапевт, диетолог… Наверное, это прозвучит грубовато, но все это порой напоминало мне хорошую конюшню, где коней холят, лелеют, они выходят на скачки, и шкура у них блестит и переливается, словно шелковая. Вот в таком состоянии мы подвели Аделину к Играм. А потом…
Голос Лены внезапно зазвенел и тут же упал почти до шепота:
– Сейчас я понимаю, что это была моя ошибка – заранее сказать Сотниковой, что она будет выступать в командном турнире. После чемпионата Европы, где и Аделина, и Юля Липницкая очень хорошо выступили, их лично поздравил наш министр спорта Виталий Мутко и сказал, что обе они наверняка будут в олимпийской команде. Для нас это было важно, поскольку с участием или неучастием спортсменов в командном турнире были напрямую связаны сроки их отъезда в Сочи, а значит, и весь план тренировок. Поэтому я постоянно проявляла беспокойство по этому поводу – до тех пор, пока мне не сообщили, что всё в порядке и что состав на командный турнир утвержден. Вот я и поспешила обрадовать Аделину. Но потом что-то случилось. По словам Горшкова, оставить в списке участников всего одну девочку было решением Мутко, причем сообщил мне он об этом таким тоном, что я поняла, что Горшков и сам находится в глубоком шоке. Все остальное, что до меня доходило, было из разряда слухов. Вроде бы на министра очень сильно давили некоторые наши танцевальные тренеры, которые были к нему вхожи, вроде бы он с кем-то обсуждал все это в неформальной обстановке, но между двумя совершенно противоположными решениями прошла всего одна ночь. Вечером мы с Аделиной еще были в команде, а утром я узнала, что моей спортсменки в составе уже нет. Когда я сказала об этом Аделине, то увидела, как человек, который буквально звенит от готовности соревноваться, прямо у меня на глазах превращается в пустую, сдувшуюся оболочку. Словно из нее ушла жизнь. При этом я не имела права ее жалеть. Понимала, что если допущу хоть каплю жалости, то уже никогда больше не сумею ее «собрать». Да и себя тоже. Чувствовала себя тогда до такой степени виноватой, что даже не могла смотреть Аделине в глаза. Мне казалось, что это именно я ее предала. Не предусмотрела, что ситуация может повернуться таким образом, упустила момент, не отстояла… Именно тогда у меня в первый раз резко подскочило давление…
