Жиль подчинялся ей безропотно, как ребенок. И то сказать: ему было всего девятнадцать, да и жил он всегда не так, как живут его сверстники.
— Значит, у тебя в Ла-Рошели родня? Фамилию не спрашиваю. А ты предупредил о приезде?.. И холодно же, наверно, в этой твоей Норвегии!
Жилю-то, во всяком случае, еще никогда не было так тепло. Ресторанчик, по утрам ломившийся от посетителей, сейчас пустовал. Лишь изредка какой-нибудь рыбак забегал сюда пропустить стаканчик и перекинуться словцом с Жажа, которая обхаживала Жиля, как наседка однодневного цыпленка.
— Нет, нет, еще глоточек сидра. Я его выписываю из Бретани: здешние моряки большей частью бретонцы. Так что сам понимаешь…
И все-таки в глазах у нее читалось то же удивление, что у девушки, целовавшейся возле цистерны. Жиль был не такой, как другие, — слишком вежливый, слишком застенчивый. Одно это его пальто, длинное, узкое…
— Держу пари, ты всю жизнь держался за мамочкину юбку.
Толстуха угадала, хотя и не совсем. Когда-то — в поездах не реже, чем в гостиничных номерах, — колыбель Жилю заменяла плетеная корзинка, занавешенная по бокам кусками ткани, и грудным ребенком он не раз оставался под присмотром клоуна или дежурного пожарника.
— Ну, пора и на боковую. Пойдем покажу комнату.
Путь их по узким лесенкам и запутанным коридорам оказался на редкость сложным, и, засыпая, Жиль подумал, что в одиночку ни за что отсюда не выберется.
Дверь была заперта, но из-под нее пробивался свет. Бабен постучал — он знал, что в это время вдова Элуа приводит в порядок счета и записи.
— Кто там?
— Бабен.
Она отперла. В магазине было темно. Свет горел лишь в стеклянной клетке конторки.
— Отправляете ночью судно, месье Бабен?
— Да нет. Проходил мимо, ну и говорю себе…
В глазах мадам Элуа читалось: «Что нужно этой старой обезьяне?»
Зубы ее обнажились в улыбке.
— Всегда рада вас видеть.
— Как дела? Что нового?
Бабен подсел к раскаленной чугунной печурке. Жерардина Элуа сняла очки: она избегала носить их при посторонних.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего. Гм…
«Какая нелегкая его принесла?» — с тревогой подумала Жерардина.
Рауль Бабен, персона достаточно важная, чтобы позволить себе нигде не вынимать сигару изо рта, размышлял, следя за настороженной вдовой: «Не у нее ли?..»
Жиль Мовуазен не зарегистрирован ни в одной из гостиниц. У кого же он остановился? Что, если Жерардина, как в своем кругу называют ее они, судовладельцы, ломает комедию?
— У Боба все в порядке?
