Архиепископ слегка поморщился — обладатель безупречного музыкального слуха, он не выносил малейшей фальши в нотах едва ли не больше, чем жужжания мух.
Он обвел взглядом посвящаемых — как обычно, большинство составляли незамужние девушки, преимущественно, из деревень близ Североземского Аббатства и Гольденшира, несколько дородных дворфиек (эти, как правило, из многодетных семей), и пара дренеек, не иначе, как духовные чада брата Оккама.
Взгляд его чуть задержался на последней претендентке — крохотной на фоне дренеек и дворфиек гномке, с коротко стрижеными белыми волосами и огромными глазищами в пол-лица.
Эта-то что тут забыла? У них там в Гномбурге своих жреческих школ, что ли нет? Да и какие из гномов целители — природная страсть к достижениям цивилизации, с одной стороны, делала их слабо приспособленными к аскезе, необходимой для достижения результата на пути Послушания, а любопытство и неуемная деятельность зачастую приводила к опасным экспериментам, несовместимыми с путями Света, что, в целом, делало гномов более склонными к изучению школ магии — вот там им было раздолье.
Глазастая малявка, тем временем, ничуть не смущаясь, беззастенчиво изучала его в ответ, держа голову прямо, в отличие от остальных посвящаемых.
В это время к ней подошел экзарх, чтобы принять присягу и вручить одеяния Адепта.
Его широкая спина загородила гномку и внимание архиепископа снова переключилось на проклятую муху.
Наконец, звон колокола возвестил об окончании службы. Экзарх Оккам прочитал краткое напутствие и выдал всем очередные поручения. Новоиспеченные служители Света по одиночке и группами покидали собор. Служки собирали столы и уносили в ризницы одеяния, книги и утварь.
Оккам уже собирался тоже уходить, когда кто-то потянул его за полу туники.
Обернувшись, он увидел молодую гномку, только что принявшую из его рук посвящение.
Кажется, её звали Лёка… или Лика…
— Чего тебе, дитя моё? — ласково осведомился он.
— Отец Оккам, — начала та, тряхнув чёлкой, — мне нужно, чтобы вы дали мне настоящее послушание!
— Разве я не дал тебе поручение к брату нашему Дугхану, несущему бремя служения в хранимом Светом Гольденшире?
— Да, давали! Но такие послушания я выполнять не хочу!
Экзарх вскинул брови. — Смысл послушания заключается в исполнении его со всяким прилежанием и терпением, дабы исправились пути наши и осияны были Светом…
— Чепуха! — перебила его гномка, снова тряхнув волосами, и сверкая глазами.
Ошеломленный отец Оккам на секунду потерял дар речи.
