– Ты уже послала журналу свою папку?
– Еще нет, – ответила Апрель. – Я как раз иду в типографию. Не хочу посылать им дешевые отпечатки, которые Стефано сделал для меня.
– Я действительно очень рада за тебя, – повторила я.
– Я так волнуюсь! – взвизгнула Меган. – Если все пойдет хорошо, я могла бы до конца года назначить дату своей первой персональной выставки. И прочесть двухстраничную статью обо мне в уважаемом художественном журнале. Потом мои работы увидят владельцы галерей во всей стране, и я… Мне кажется, я уже тяжело дышу.
– Все будет хорошо! – Я улыбнулась и развлекала Меган как могла, пока она не дошла до типографии.
Она сдала свой заказ, и, пока мы ждали, я рассказала ей о закупке еды с Лукой и его пренебрежении к Хеллоуину. Меган жалела, как и я, что мы не можем провести этот день вместе, но мы поклялись отложить до следующего года достаточно денег, чтобы продолжить нашу традицию.
Шорох ручек, царапающих бумагу, звучал в ушах словно фейерверк – слишком громко. Я попыталась не обращать внимания на эту громкую тишину и сконцентрироваться на перечне вопросов, лежавших передо мной. Мне оставалось десять минут до сдачи работы, а я ответила лишь на две трети вопросов. Я знала, что хотел услышать профессор Эриксен. Я часами зубрила учебный материал и запомнила все термины. Но знания не хотели всплывать на поверхность и через карандаш изливаться на бумагу.
Я сделала глубокий вдох. Нет причин обращать внимание на помещение или сокурсников. Ни один человек не интересуется мной. Ни Коннор, который сидит в моем ряду за три места от меня. Ни Гэвин, сидящий на пять рядов позади меня. Ни тип с дредами, который в этот момент как сумасшедший зачеркивает ответы на своем листе.
– Еще пять минут, – раздался в аудитории голос профессора. Он звучал скорее как угроза, а не как информация к размышлению.
Некоторые студенты раздраженно застонали, а потом еще лихорадочней застрочили ручками по бумаге.
Сейчас или никогда. Я еще раз прочитала последний вопрос и начала отвечать. Все было лучше, чем ничего, так как за ничего нельзя было получить ни одного балла.
Подгоняемые лихорадочной мыслью обязательно сдать этот экзамен, пролетели последние пять минут. Прозвучал пронзительный писк будильника. Я выронила ручку, влажную от вспотевших рук, и упорядочила стопочку листов A4.
В то время как профессор Эриксен и его ассистент собирали экзаменационные листы, по аудитории разгорались дискуссии и сравнивались ответы и вопросы. Я ничего не хотела слушать. Экзамен написан. Или я сдам его или нет. В этот момент я уже не могла изменить результат. Не имеет смысла впадать теперь в панику.
