Я недоверчиво посмотрела на доктора Монтри:
– Как? Как вы к этому пришли? Я еще ничего о себе не рассказывала.
– Я не слепая. – Доктор Монтри улыбнулась. – Я заметила, как вы прижались к стойке, когда мимо проходил мой пациент. Холл маленький, но не настолько, чтобы нужно было давать ему дорогу. – Она внимательно посмотрела на меня. – Для такой реакции может быть несколько причин, – продолжила она. – Я полагаю, мне не нужно вам говорить, что вы хорошенькая и некоторые молодые мужчины могут забывать о границах. Факт, что вы бежали из Мэна, указывает на то, что источник проблемы не в вас, а в ком-то, кого вы оставили.
Я посмотрела на доктора Монтри, потом перевела взгляд на часы, висевшие на стене над ее головой. 11: 12. Ей не потребовалось и четверти часа, чтобы увидеть меня насквозь. Она знала еще не все, но была чертовски близка и, в конце концов, у нас еще остается сорок минут.
– Вы такая неразговорчивая, мисс Дертинг, – сказала доктор Монтри и настойчиво посмотрела на меня. – Скажите, я права в своем предположении?
Не имело смысла возражать, поэтому я кивнула, наверное, в миллионный раз за время этого сеанса и попыталась вытеснить свою неуверенность. Было странно доверить тайну, которую я держала в себе в течение многих лет, незнакомому человеку.
Нелегко делиться с кем-то такими воспоминаниями. Но даже не попробовать и констатировать однажды, что я жила неполной жизнью, потому что позволила доминировать надо мной прошлому и страху, – еще хуже. Если существует человек, который может мне помочь, то это наверняка доктор Монтри. Казалось, она читает меня, как открытую книгу.
– В общем, вы правы, – сказала я. Мой голос прозвучал хрипло. – Но в одном вы ошиблись.
Доктор Монтри приподняла бровь.
– Он не молодой человек, он мой отчим.
Густое как сироп напряжение на курсе психологии стояло в воздухе за неделю до экзаменов. Угроза Эриксена, прозвучавшая в начале семестра, все еще отдавалась у нас в ушах. Беспокойство и сомнение читались на лицах учащихся, которые пытались следить за монологом Эриксена, что уже было достижением. Время от времени я делала неразборчивые записи в блокноте, но мне с трудом удавалось сконцентрироваться на монотонном голосе, звучавшем через микрофон еще резче и механичнее, чем всегда. И факт, что я при этом смотрела прямо на затылок Гэвина, нисколько мне не помогал. Всякий раз, когда он ерзал на своем месте, наклонялся вперед или откидывался назад, мое внимание отвлекалось от Эриксена.
