Клионер поглядел с большой неприязнью.
— Кто вам сказал такую чушь?
— Я видел ваш фильм «Из России с похотью». И слышал, что вам нужны актёры для нового порнофильма.
К неприязни во взгляде Клионера примешался огромный скептицизм.
— Вы когда-нибудь видели порнофильм?
— Ну, бывало. И не один.
— И что, там актёры на вас похожи?
— Нет, не похожи, — сказал Марк. — Мне с внешностью, конечно, не повезло, но у меня есть самое главное, то, что вам нужно для порнофильма.
— Откуда вы знаете, что мне нужно?
Марк положил на стол конверт, в котором лежала фотография, которую он произвёл в Америке (щёлкнув себя в обнажённом виде), и положил под нос Клионеру.
— Вот поглядите. Тогда поймёте.
Клионер брезгливо открыл конверт, вынул фотографию, вгляделся, иронически усмехнулся, вернул фотографию в конверт.
— Если мне подбирать актёров только на этом основании, мне, уважаемый, все подойдут. Кроме, конечно, импотентов.
— Такого, как я, вы не найдёте.
— Не понял, — вымолвил Клионер. Почему вы считаете, что ваш фаллос предпочтительнее фаллоса остальных?
— Он никогда не опадает.
— Слушайте, — взорвался Клионер. — Найдите кого-нибудь другого, у кого есть и время, и терпение выслушивать вашу белиберду. А я, извините, очень занят.
Марк выдавил кислую улыбку, зачем-то поклонился, как японец, и отошёл, как отходят люди, которых незаслуженно оплевали. А Клионер, взглянув ему вслед, вдруг ностальгически вспомнил моменты из своей собственной юности, когда его фаллос часто и нагло вылетал из всего его существа в возносящий градус небесного свода, то настежь распахнутого над головой, то временно задёрнутого потолком. Тогда Клионер его называл простым, поэтичным, незатасканным и нестыдным словом цветок (не правда ли, лучше звучит, чем слово, которым исписаны, исцарапаны все русские туалеты, стены, заборы, а то и памятники, и даже какой-нибудь дурак решил это слово нанести на какую-то часть тела в виде нехудожественной татуировки). Тогда он не мог вообразить, что может цветок свой оголить даже по просьбе желанной девушки, хотя он слыхал, что время от времени милиция задерживала мужчин, которые распахивали плащи перед лицами женского пола.
Маршрутный автобус. Встряхнёт ли ухаб, прижмёт ли вираж к женскому телу, игриво ли взбрыкнёт воображение, и цветок пытался его опозорить. Остановка, и надо ему сойти, а он не сходил, а он ехал дальше, силой внушения уговаривал его позорящие очертания. Порой доезжал и до кольца, сидел там до нового маршрута, возвращался к своей остановке, и хорошо, если сходил, а то, бывало, опять не сходил всё по той же постыдной причине. На улице от непослушного цветка спасали только быстрая ходьба, мысли о каких-то неприятностях, да портфель, если имелся. Ещё можно было пересидеть на скамейке сквера или автобуса. Вы, верно, не раз, гуляя по скверам, замечали худых одиноких юношей, бесцельно сидящих на скамейках, чаще без книги и без портфеля. Теперь вы знаете: пересиживают. С книгой, с портфелем тоже не праздник: долго цветок прикрывать на ходу и неудобно и подозрительно. В таком вот бесплодном убийстве времени прошло немало дней его юности.
