— Чем вы мне можете помешать? Конечно, садитесь, — ответил Иосиф.
Столик был, в самом деле, неважный: вокруг то и дело, порой задевая то стол, то колено, то плечо, сновали с бутылками и закусками разгорячённые официанты, разгорячённые, может быть, не только работой, но и выпивкой. Официанты ещё ничего; опаснее были посетители, которые расхлябанной походкой протискивались мимо в туалет, такие могли опрокинуть весь столик; поэтому чтобы его оберечь, стоило выдвинуть колено. Да и сосед за этим столом внешне был не очень аппетитен, особенно смущала голова, так сильно суженая к подбородку, что тот бы вышел острым углом, если б тот угол не обломали. Возможно, обламывая подбородок, что-то сделали и с зубами, поскольку от них исходил запах, обволакивавший весь стол. Оба долго сидели молча, оба, оказывается, совпали в том, что стеснялись задавать общие поверхностные вопросы, а как поставить вопрос поглубже, ежели не знаешь человека? Первым осмелился Каликин.
— А что вы думаете об этом? Где-то в России, в кочегарке, сидит у окна чумазый мужик с наполеоновскими мечтами. В тот же момент за океаном, в офисе Манхэттенского небоскрёба сидит миллионер с такими же мечтами. Я думаю, наши мечты и все мысли сливаются где-то в небесах в сгустки точно таких же мыслей, как, скажем, испаряющаяся вода сливается в небе в облака. Иначе, в эфире над головой есть общая копилка для людей с определёнными мечтами, в данном случае, с наполеоновскими. Тех, кто хотел бы весь мир покорить, на нашей планете хоть отбавляй, и копилка с такими мечтами время от времени переполняется, как облако переполняется водой, излишек выплёскивается в кого-то, и он становится Наполеоном.
Иосиф с удивлением и надеждой поглядел на соседа по столику, заговорившего о том, что никогда не приходит в голову подавляющему большинству.
— Мог бы им стать, — подхватил он. — Поскольку в истории человечества был только один Наполеон, да и тот кончил жизнь не так, как хотел, то есть мечты своей не добился. Не от того ли и у других не сбываются великие мечты, что на пути к ним человек должен жить совершенно по своему, а всех, кто желает жить по своему, следуя только своей тропой, — их рано или поздно что-то останавливает, некая неведомая сила, которая хитро, незаметно подставляет им ложную тропу, то есть тропу в фальшивое будущее?
Каликин заводился без алкоголя. Он черпал вдохновение в собеседнике — не в каждом, конечно, собеседнике. Иосиф вдруг оказался не каждым.
