В подвальной комнате без окон, с тусклыми лампами, запахом плесени сидели три среднего возраста женщины, с лицами чем-то измождёнными, с самодельными кудряшками на головах. Все они кутались в тёплые кофты, и все они, похоже, грипповали, поскольку сморкались, чихали и кашляли. Заплетин не планировал заразиться, но он бы пошёл даже на грипп, если б одна из этих женщин заверила подпись его отца. Они мельком взглянули на вошедшего, который оказался незнакомцем, явившимся чёрт знает зачем, и снова уставились в бумаги, обрызганные вирусами гриппа, и, возможно, даже палочками Коха. Он кашлянул, но это не услышали, поскольку здесь кашляли беспрерывно, как радио, которое не выключалось. Он выбрал женщину в синей кофте, с лицом, как будто, менее измождённым.
— Простите, — сказал он мягко, заискивающе. — Мне бы подпись одну заверить.
— Какую подпись? — спросила женщина, не утруждаясь поднять голову.
— Подпись Заплетина Василия Степановича.
Все три женщины вскинули головы. Носы у них были покрасневшими от непрерывного вытирания давно уже намокшими платочками, наготове лежавшими на столах.
— Ваш паспорт. И что там вам надо заверить? — сказала женщина в синей кофте.
Она изучила документы, поглядела на Заплетина с любопытством.
— Вот уж не знала, что у Заплетина кроме дочери есть ещё сын. Где это он вас нагулял?
— Да нет, я законный, — сказал Заплетин. — Он просто развёлся с моей мамой до того, как снова женился. Мне было тогда всего три месяца.
Женщина снова перечитала бумагу, подписанную отцом, слегка поразмыслила о чём-то, позвонила куда-то по телефону. Очевидно, там никто не отвечал.
— Куда вы звоните? — спросил Заплетин.
— Василию Степановичу домой. Хотела бы кое-что уточнить.
— Нет его дома. Он на даче. Я за подписью ездил к нему на дачу.
— Вы что, подаёте на эмиграцию? — спросила женщина строгим голосом. — Такой документ Василий Степанович ни в коем случае не подпишет.
— Да что вы! Какая эмиграция! Я ж не еврей, чтоб эмигрировать.
— Василий Степанович не еврей, но, может, вы по матери еврей?
— И мать не еврейка, — сказал Заплетин, ощущая под сердцем холодок. — У вас, наверно, есть его подпись. Сравните, и не будете сомневаться. А меня посылают в командировку. В Африку. В Сьерра-Леоне.
— Может, и так, — сказала женщина, снова вглядываясь в бумагу. — А то тут у нас уже был случай. Явился еврей с такой же бумагой. Написано было, что едет в Израиль. Какой негодяй! Предатель отчизны. Да что с них возьмёшь, с этих евреев. У них никого и отчизны-то нету. Пососали Россию-матушку, и удирают в другое место, где можно ещё кого пососать. У вас, я гляжу, Израиля нету, но и Сьерра-Леоне тоже нету. Забыли вписать, как я погляжу. И точка, как вижу, не поставлена. Знаете что, от руки впишите, — сказала, подавая авторучку.
