Ирма и Алексей в декабре сваливают в Нюрнберг. Он завязывает с режиссурой, она – с заказами интерьеров. Денег хватит года на два, если по московским. Лет на пять, если жаться.
Валерка валит в Испанию. Продал квартиру в Большом Афанасьевском. Тачку отдает брату и начинает строительный бизнес в Мадриде. Женька и Анджи эмигрировали в Сиджес. Статья – преследование по сексуальной ориентации. Вместе они чуть больше трех месяцев, но наврали, что живут восемь лет; нафотались в обнимку везде, где только можно, кинули зубные щетки в один стаканчик и договорились, кто какие любит боксеры. Вопрос же про бритье был легкотня – бреем везде, где можно. Прокатило.
Марина купила дом в Черногории, имеет двойное гражданство и не собирается признаваться до последнего. Когда схватят – российское сдаст, хорватское оставит.
А пока так: на день рождения мамы – к маме в Одинцово, на свой день рождения – маму из Одинцова в Будву и обратно в Одинцово. Наташа с Петенькой уже полтора года в Бостоне. Я тоскую по ним. Петенька пошел в американский садик и уже по телефону со мной говорит с акцентом. Может, дурит.
Юлька родила. Отъезд ее семьи в Израиль – дело времени. И вот все они уезжают, а я остаюсь жить в России. И, кроме родителей и двух друзей, у меня здесь никого не осталось.
Конечно, есть музыканты, и еще я общаюсь и начинаю вовсю дружить со своими детьми.
Но часы тикают. Дети растут. Волосы растут. Цены растут. Требования растут. Растут ставки. И потребность любить тоже в лихорадочном росте.
При этом новых знакомств ноль. Новых друзей ноль. Все попытки социализироваться на нуле. Меня тошнит от общества, от фуршетов, от тусни, от открытия пластмассовых кабаков, от бутафории счастья в пластмассовых гигантских универсамах, где можно теперь все, кроме, пожалуй, полетов в космос. Меня тошнит от фотографий светских львиц (рифма очевидна) и светских львов (рифма очевидна также). Архипелаги беспонтовой бессмысленности.
Нет, даже больше – пустыня беспонтового смысла. Нет, даже больше – все пустое. Есть только белый-белый чистый снег зимы, которому на раз стереть все границы, кроме одной – между мной и тем, кого я люблю и кто больше никогда не пройдет со мной по этому белому-белому снегу. И то, что он жив, ничего уже не значит – мы, скорее всего, если и встретимся, то раз пять за всю оставшуюся жизнь. Слишком далеко до Мадрида и уж тем более до Ванкувера. Мне не слабо́ летать каждый день, но фантастика не мой жанр.
