— Нет.
— Вот и чудненько. Все это хотя бы объясняет обстоятельства обоих твоих чудесных спасений… Да, я уже знаю про тюрьму, не смотри на меня так.
— Орден считает, что это я ее разрушил?
Боггет расхохотался.
— Нет, нет, что ты… Веришь, кое-что в мире происходит не по твоей вине, Сэм. Вот что… — он потер ладони о штаны. — Поступим так. Оставайся в училище на ночь — я пойду скажу коменданту, что ты вернулся, он пустит тебя в твою комнату. Перекусить что-нибудь тоже, я думаю, найдется, да и вымыться тебе было бы неплохо…
Я про себя фыркнул: вымыться — кто бы говорил!
— Никуда не уходи, — продолжал тем временем Боггет. — Совсем никуда и ни с кем — ты понял? По возможности со студентами не общайся… Да и с воспитателями и преподавателями язык тоже не распускай. Но и не прячься, не стоит. Ты ни в чем пока не виноват.
— Я все понял, мастер Боггет. Спасибо.
Он поднялся.
— Спасибо ты мне потом скажешь, когда мы это дельце распутаем. Ох и заварил кашу старый кошак…
С этими словами он вышел. Я не понял, что он имел в виду, но и задумать об этом как следует не успел. Я вдруг с удивлением понял, что до сих пор не обращал внимания на одно очень важное обстоятельство. Ларс Боггет перевязал мне руку, чтобы скрыть браслет-заклятье от посторонних глаз. Это означало, что сам он его видел и знал, что это такое. А еще он ничуть, ну вот ни капельки не удивился, когда я рассказал о Кифе. Внутри меня неприятно похолодело — было похоже на то, что я знаю нашего инструктора гораздо хуже, чем я думал.
Боггет вернулся довольно скоро.
— Все, можешь идти. Завтра утром увидимся.
Я еще раз поблагодарил его и, выйдя из домика, увидел коменданта с лампой в руке. Я извинился за то, что его побеспокоили так поздно, — Боггет наверняка не сделал это. Комендант осведомился, все ли со мной в порядке, не нужно ли мне чего, и проводил в ту самую комнату, которую уже выделял для меня. Оставляя меня одного, он сказал, что я могу обратиться к нему даже посреди ночи, если возникнет такая необходимость. Я поблагодарил его, и, когда он ушел, еще долго не мог отделаться от ощущения, что он то ли заискивал передо мной, то ли побаивался меня. Ни для одного, ни для другого не было никаких оснований, и это ставило меня в тупик.
Боггет явился не утром, а около полудня. К этому времени я уже успел позавтракать и привести себя в порядок. Инструктор вошел ко мне без тука; он был гладко выбрит, бодр и уверен в себе. От патины времени, которую он старательно наводил на себя обычно, не осталось и следа. Глаза его задорно поблескивали.
