Его Америка | страница 26



Вне кампуса? Так много студентов, работающих на кампусе, чья работа связана с общением со студентами и персоналом колледжа, а я вот буду вне кампуса. Это снизит процесс социализации. С кем я в магазине построю долгосрочные отношения? С покупателями? Хм.


17 августа, 2012

Она влюблена. Всего неделя. Хотелось бы подольше.

Был у профессора по ESL. Ходил просить освободить от урока. Наша беседа напоминала диалог из listening секции TOEFL.

Мои аргументы:

— Я собираюсь здесь учиться два семестра. За это время я услышу несколько сотен часов речи на английском, прочту несколько десятков книг на английском, буду писать всё домашнее задание на английском. Это и улучшит уровень моего английского. Мне брать этот класс не надобно.

— Это нарушает мои студенческие права (а такие действительно есть?). Моя свобода выбрать желанный класс ограничивается. Я могу учиться только тому, чему мне хочется. (Этот аргумент не подкреплен фактом, но ради усиления кейса иногда приходится лгать).

Его аргументы:

1. Мой TOEFL бал — 76. Мне надо брать сей класс.

Он был непоколебим, и, короче, придется тратить время на ESL. У этого старичка в джинсах в кабинете везде подвешены плакаты с Иисусом и Девой Марией. Религиозный, видать.

Кстати, здесь у каждого профессора, то бишь преподавателя, свой кабинет. Это авторитетно. Ему не приходится засиживаться в кафедре, как у нас.

После профессора до семи вечера не было никаких долженствований. А с семи до девяти у какой-то американской семьи, дружащей с центром иностранных студентов, была социальная вечеринка мороженого. Социальная от того, что туда были приглашены все иностранные студенты и несколько других людей с кампуса — много людей, возможность социализироваться.

На вечеринке я опять ж мало внимания уделял Беатрис, хотя невербальное общение было на уровне. Ну, поели мороженого, познакомились с новыми людьми, и пора возвращаться на кампус.

Когда мы с Беатрис вернулись к моему дорму, чтоб я взял гитару, уже стемнело. Она знала укромное место за Дрейпером, и мы там уселись с ней. Я играл и пел, (хорошо, что знал аккорды Numb — она слушает попсу), она восхищалась и молчала, наслаждаясь вечером. Когда я умолк, пошли ее мечты, что она тоже хотела бы научиться играть на гитаре. Я дал гитару ей, присел близко и начал «учить» и рассказывать про свои мечтания, про сокровенное. Она расспрашивала про девушек на фотографиях со мной в фейсбук профиле, мол, как много у тебя знакомых. Хотела узнать про моих девушек. Ну, я подогнал историю о том, что была, мол, девушка, что я ее сильно-пресильно любил, и она меня тоже, но что злой рок разлучил нас: она с семьей переехала в холодную Канаду, и общение наше этим погасло. Беатрис не осмелилась спросить, люблю ли я все еще эту девушку. Я дал понять, что нет. Дальше, в свою очередь, поинтересовался ее личной жизнью я, хотя и так понятно, что у нее никого не было, она девственница и любовью еще не обжигалась. Беатрис рассказала, что были у неё поклонники — да, в неопытной юности я бы тоже самозабвенно втюрился бы в такую белокожую, стройную со всеми прекрасными выпуклостями, голубоглазую и ароматную блондинку, — но парня никогда не было. Так провели вечер, и я проводил ее. Перед ее дормом мы встали. Дул легкий, прохладный вечерний ветер, вокруг никого не было. Было самое время ее зацеловать. Она этого хотела и ждала. Но я не сделал этого. Только поцелуй в щеку и пожелание спокойной ночи.