– Нам только что привезли четверых пострадавших во время дорожной аварии, двое в тяжелом состоянии. Карлсону и так не продохнуть. Доктор Марквелл, вы нам нужны.
– Уже еду. Двадцать минут.
Марквелл повесил трубку, допил скотч и достал из кармана мятную пастилку. Начав регулярно закладывать за воротник, доктор всегда носил с собой мятные конфетки. Он развернул пастилку, сунул ее в рот, после чего покинул кабинет и прошел по коридору к шкафу в прихожей.
Доктор был пьян, и он собирался принимать роды, и, возможно, в очередной раз облажается, что поставит точку в карьере, разрушит репутацию, но сейчас его это мало заботило. На самом деле он с каким-то извращенным наслаждением даже предвкушал катастрофу.
Он уже натягивал пальто, когда тишину ночи разорвал удар грома, от которого задрожали стены.
Марквелл нахмурился и посмотрел в окно возле входной двери. Мелкий сухой снег кружился за оконным стеклом, зависая на секунду в воздухе, когда ветер задерживал дыхание, и опять продолжая вращение. За долгие годы Марквеллу уже доводилось слышать раскаты грома во время снежной бури, правда всегда отдаленные, едва различимые и отнюдь не такие грозные, как сейчас.
Сверкнула молния, потом снова. Падающий снег причудливо мерцал в неверном свете, и окно на секунду превратилось в зеркало, в котором Марквелл увидел свое искаженное страхом лицо. Следующий удар грома оказался еще громче.
Доктор открыл дверь и с любопытством вгляделся в бушующую ночь. Порывистый ветер намел сугробы под навес крыльца и к фасаду дома. Лужайка скрылась под покровом свежевыпавшего снега толщиной два-три дюйма, снежные хлопья повисли на ветвях сосен с наветренной стороны.
Сверкнула молния, на мгновение ослепив Марквелла. Раскат грома был настолько оглушительным, что казалось, будто он идет не только с небес, но и откуда-то из-под земли, словно разверзлись небеса и раскололась земная твердь, возвещая об Армагеддоне. Две наложившиеся друг на друга длинные сверкающие стрелы пронзили темноту. Вокруг прыгали, извивались и корчились призрачные силуэты. Каждая вспышка небесного огня настолько причудливо искажала тени от перил и стоек крыльца, деревьев, обнаженных кустов и уличных фонарей, что привычный мир Марквелла стал похож на сюрреалистическое полотно: в этом неземном сиянии очертания и формы обычных предметов пугающе изменились.
Дезориентированный ослепительным небом, громом, ветром и завывающей белой мглой, Марквелл впервые за весь вечер внезапно почувствовал себя по-настоящему пьяным. И даже засомневался, действительно ли он стал свидетелем аномального электрического явления, или все это было лишь плодом алкогольной галлюцинации. Осторожно спустившись по скользким ступенькам на площадку перед крыльцом, откуда начиналась заснеженная подъездная дорожка, он прислонился к столбу и, задрав голову, уставился на расколотые сверкающим лучом небеса.
