Он помог выбраться Свете, которая походила на гусыню, передвигаясь медленным осторожным шагом.
– Милый дом, – произнесла она, оглядывая развороченный мусорный бак. Запах кошачьей мочи возле подъезда сбивал с ног: слуховое окно подвала служило пропуском для всех бродячих котов округи, по ночам, судя по звукам, на цокольном этаже облезлые хвостатые устраивали дискотеку с эротическим уклоном, хриплые стоны солиста пугали детей всю прошедшую неделю.
Марго поморщилась.
– Как же у вас тут… шумно, – отозвалась она, имея в виду, конечно же, этот навязчивый, едкий запах. Прямо перед окнами квартиры раскинулась огромная строительная площадка, обнесенная двухметровым забором из плотного материала зеленого цвета.
БАМ! БАМ! БАМ!
Ева на руках Дмитрия вздрогнула.
Пахнуло строительной пылью, которая вмиг покрыла джип тонким сероватым налетом.
– Пойдемте быстрее, – крикнул Виктор. – Дышать нечем.
Они поспешили в подъезд.
– Не-е-е, – сказал он отплевываясь. – Надо вам что-то думать. И чем быстрее, тем лучше. Как тут люди вообще живут?
– Привычка, – отозвался Дмитрий.
– Олег дома? – спросила Света.
– Скорее всего, на тренировке. Я сказал, что мы тебя заберем.
– Ну, хорошо.
Они поднялись на первый этаж (какой это кайф, подумала Света), Дмитрий открыл дверь.
Узкий коридор, заставленный обувью, коробками с бытовой мелочовкой, заканчивался громоздким холодильником и едва вместил четверых взрослых с младенцем. Ларин сразу прошел в зал, там стояла детская кроватка, куда он бережно положил спящую дочь. Под потолком колыхались надутые гелием розовые шарики. Поперек комнаты, чуть покачиваясь, растянулась цветная гирлянда, на ее кружках было написано: «С Рождением дочери!»
Тут же стояла полуторная кровать, дутое кресло в стиле псевдоампир, купленное в комиссионке, журнальный столик и большой телевизор. Крохотное пространство посреди комнаты занимал пушистый ковер сероватого цвета. Низкий потолок буквально нависал над головами.
Виктор протиснулся в комнату между холодильником и углом прихожей. То ли у него вырос живот, то ли стены в квартире постепенно сдвигались. «Когда-нибудь они просто схлопнутся и раздавят тут всех», – подумал он, чертыхаясь.
– Нет, ребята, так нельзя. Вы как хотите, но нужно решительно что-то менять, – пробубнил он снова.
Марго присела возле спящей Евы на кровать хозяев дома, стоящую посреди зала. Она смотрела на шевелящиеся губы ребенка и думала, что готова променять любой дворец на что угодно, лишь бы сидеть рядом и смотреть, как твой ребенок чмокает во сне. Или даже кричит. Требует есть. Хочет внимания. Зовет. Орет. Она, конечно, слышала, как орут дети, но этот крик ласкал ее слух, словно небесная музыка, серенада ангела – недоступная, несбыточная, невозможная.
