– Договаривались, – перебил его Скоков. – Да. Поэтому я сказал ей, что вы поставляете мне желающих, которые хотят проскочить на экзаменах в вуз.
– Тебе – учеников? А не слишком ли наглый бизнес?
– Нет, я придумал, что тетка в комиссии, все схвачено. Такой вот у нас бизнес типа. Ничего сверхъестественного.
Услышав его объяснение, Ларин чуть успокоился.
– Зачем она спрашивала? Выведывала, иначе не назовешь. Не для себя. Девки хоть и любопытные, но дела их мало волнуют. Ей наш с тобой бизнес совсем неинтересен, поверь. Кто-то другой через нее пытается выведать…
– Хотите сказать, ее подослали? Ко мне? И… все, что было у нас, – подстава? – Его лицо исказила болезненная гримаса, такая появляется, когда человек узнает горькую, почти невозможную новость, ее не ожидаешь, даже если специально готовишься к худшему. Есть вещи, сбивающие с ног получше знаменитого «призрачного» удара Мохаммеда Али.
– Ничего я не хочу сказать, – Ларин не стремился специально причинить Денису боль. – Просто мысли вслух.
«Это обычное женское любопытство», – твердил про себя Скоков, хотя с каждой секундой верил собственным мыслям все меньше.
– Она же некоторое время назад встречалась с Успенским, – сказал Ларин.
– И что? С ним многие встречались.
– Ничего. Ты, конечно, в курсе, что у него можно купить наркоту?
– Откуда вы знаете?
– Разве это секрет? Все в школе знают об этом.
– Все-то все, но не учителя же!
Ларин пожал плечами. Скоков не заметил, как по его лицу пробежала темная волна.
– Тебе, естественно, не видно с задней парты. Ты сейчас не в том гормональном состоянии, чтобы замечать оттенки ситуаций. А вот я, глядя на класс, – вижу все. Вы у меня как на ладони. И все как один, конечно, думаете, что учитель – тупой болванчик, ничего не чувствует и не понимает. И не видит.
– С чего вы взяли?
– Сам так думал, когда учился. Как только пересел за учительский стол, изменилась и моя точка зрения. Я понял: ни фига! Каждый из вас передо мной как микроб под микроскопом. Я вижу, кто учил, а кто пил всю ночь, у кого есть деньги на обеды, а кто недоедает, глотая чай с черствой булочкой, кто одевается на Черкизоне, тратя последние гроши на подделки, а кто сливает месячную зарплату учителя на сумочку, в которую, кроме купюры в сотню баксов, ничего больше не влезет. Поверь, я вижу до хре-на. И это меня совсем не радует.
– Клево. Только какая разница. Ну, видите. И что? Я тоже не слепой. Может, не так ярко и образно, как вы, но…
